Собрался Иван Ильич в одночасье. Гришка едва запрячь успел, как барин уже прощался с женой и детьми. Выдвинулись тут же.
Ненадолго обе хозяйки вздохнули с облегчением. То, что происходило в доме последний месяц, откровенно выводило уже из терпения и забирало все силы. Постоянно недовольный прислугой Иван истрепал нервы обеим, и теперь они могли немного передохнуть. Отдых этот – короткий. Скоро вернётся хозяин, и тогда всё сначала. Обе барыни понимали, отчего он бесится, но никак не могли устроить так, чтобы это его состояние хоть как-то успокоить. И немудрено, перебрать всех девок в деревне это вам не шутки.
Острая необходимость присматриваться к замужним бабам, тут тоже натолкнулась на проблему. Почти у всех замужних в деревне – целый выводок детей. А те, что барачные, и подавно не отвечали требованиям хозяина, все сплошь непривлекательные и с детьми малыми. Из дворовых замужних тоже не было достойных кандидатур.
Но тут совершенно неожиданно Ольга Филимоновна вспомнила случай с яйцами и сказала об этом Катерине.
– Припоминаешь, та, что яйца во дворе разбила, она вроде ничего себе бабёнка. Мишкина женка.
– А, эта. Вот сейчас только и я об ней вспомнила. И то верно. Она и на лицо не уродка. И телеса что надо.
– Так пусть приведут её, посмотрим. Что за дело? Может, и сгодится. Уже обыскались – сил нет. А эту бабёнку, ещё не видали в прислужницах.
На том и сговорились, послали Митьку за Любой.
Когда она в комнату вошла, барыни уставились на неё. Долго осматривали. Обе понимали, хороша деваха несказанно. Но было в ней что-то диковатое. Она не стоит, потупив взор, а на рассматривания барынь отвечает гордым взглядом. Где-то даже свысока.
– Не нравится мне этот норов, – грустно вздохнула Катерина.
– Да, тут обтёсывать и обтёсывать, – подтвердила Ольга Филимоновна.
– Может, ну её, другую поищем? А то, не дай Бог, с Иваном Ильичом хлопот не оберешься. А ну как девка начнёт коники выбрыкивать?
– Начнёт выбрыкивать – прогонит Иван, и дело с концом. А попробовать нужно, чего отказываться. Может, и подойдёт, кто знает. Ивана Ильича нашего не поймёшь, чего ему надобно.
Они разговаривали так, будто не было в комнате никого кроме них. И совсем не обращали внимания ни на Любку, ни на Митьку, что возле стенки притулился. И только когда он вежливо кашлянул и проговорил из-за Любиной спины: «Дозвольте сказать, хозяйка», – его заметили.
– Говори, только по делу. Не видишь, некогда нам, – Ольга Филимоновна недовольно глянула на Митьку.
– По делу, матушка, конечно, по делу. Я вот чего хотел предложить, по мужскому, так сказать взгляду. Надо бы Любку уму разуму поучить, пока барина нет. Всё, что нужно, в голову ей втемяшить. Да ещё я бы непременно сарафан с неё снял, а юбку да блузу одел. Как-то посурьёзней будет. Такая вот моя мнения.
Барыни переглянулись.
– Дело говоришь, Митька, продолжай, – кивнула мать.
Тот сразу осмелел и раззадорился, из-за Любиной спины полностью показался.
– Значится так, волосы ейные прибрать, по-новому, не по-крестьянски. Ну и чего да как в поведении – научить. А ну девка дворовая, при доме никогда не служила, оно и ясно, поперву не всё гладко будет. Что барин уехали, как раз на руку. Время драгоценное нам открылось.
– Верно, – Катерина тоже довольна была. – Мы за это время из неё то, что нужно, сделаем. Иван Ильич вернётся, придраться не к чему будет.
Все дружно обрадовались и решили Любку приукрасить и перевоспитать. Чтобы вид её и хорошие манеры барину по душе пришлись.
Глава 4
Стылое утро уже не окутывало прохладой приятной, а заставляло подрагивать и кутаться. В воздухе чувствовалось приближение осенних холодов. Лето доживало последние деньки.
В сентябре, пожелтевшие безвозвратно, но не опавшие ещё листья клёна буйно шумели под порывами ветра, предсказывая свой скорый полёт в неизвестность. Дорожки, что положили на барском дворе, теперь блестели после дождя глянцевым камнем, и чистотой своей зазывали по ним пройтись.
Всё менялось под неизбежным влиянием природы, менялась и Люба. Лето она провела в барском доме. Все, кто должен и не должен, прилагали усилия в воспитании новой служанки для барина. Ольга Филимоновна строго, но по-домашнему, поучала этикету. Перечисляла бесконечно, что не должна позволять себе служанка, и как обращаться к хозяевам, чтобы не выглядеть в глазах их гостей необразованной дворовой дурой. Катерина учила всяческим мелочам, что касались мужа, его привычкам и предпочтениям. Иногда заводила разговор и на другие, более потаённые темы. Старалась так сразу всё не выкладывать, а то ещё сбежит деваха, чего доброго, а новую служанку искать все уже замучались. Поэтому и лелеяли надежды на то, что Люба понравится Ивану Ильичу и больше хлопот в этом вопросе не возникнет.
Митька учил столовым манерам, как подавать кушанья, да у стола прислуживать. Даже старая экономка Фёкла, что каким-то чудесным образом ещё околачивалась в доме и имела прямые обязанности, пыталась шпынять, мол, то не так, это не эдак. Она хмурила на Любку и без того хмурое в морщинках лицо и повторяла всё, что затея пустая. Не получится из Любки хорошей служанки. Что барин переборчивый, и Любка совсем не в его вкусе.
Люба, на удивление, училась, нехитрые домашние науки схватывала налету. Редко ошибалась и к концу второго месяца уже даже говорила по-иному. Много чего успели втемяшить в не слишком развитые её мозги. Всеобщая надежда с каждым днём увеличивалась. Оттого как понимали домочадцы, что хорошее настроение барина напрямую будет зависеть от его служанки.
Катерина достала одежды, что носила до замужества, когда была стройная. А там не абы что, юбки из лучших отрезов шитые, жакеты портнихами городскими покроены и подогнаны. Теперь в срочном порядке всё это на Любу перешивалось. Чтобы была она не замараха какая, а самая что ни есть красавица. Чтобы барин глаза не мог отвести. И уж точно не имел желания выгнать.
Смотрела Катеринина на Любу и большой завистью завидовала красивой этой девке. Но к грусти своей понимала, что ничего поменять не может. Время-то вспять не повернётся, и не сделается она сама уже никогда такой, как была – красавицей.
Поначалу Михаил не слишком беспокоился, но чем больше Люба менялась, тем сильнее брала его тоска. Чувствовал, не к добру Любкино преображение. Всё не к добру. Пока старался он не думать о том. А как барин приедет, глядишь, некогда будет тому на Любку смотреть. Думал Михаил, но понимал – так не получится. Очень хорошо знал он Ивана Ильича, не станет тот мимо Любки взглядом водить. Ой не станет.
И страшно становилось и худо на душе. И начинали мысли по разным сторонам бегать, в другие города и деревни заглядывать. Ежели чего, думал, убежит он с Любкой куда-то, авось и не найдут.
Сама же Люба – спокойна совсем. Сначала хотела сопротивляться, но когда одели её и расчесали, глянула в зеркало и поняла – именно теперь жизнь её настоящая начинается. Только-только начинает происходить то, чего она даже в мыслях допускать не смела.
