— Но ведь это твой народ захватил земли менгов, а не наоборот, — возразила Хизи, показав в сторону сожженных ектов, рядом с которыми Братец Конь и Ю-Хан все еще продолжали траурные песнопения.
— Я-то это знаю, — ответил Перкар. — Но люди умирают и на той, и на другой стороне, а когда погибает твой родич, не имеет значения, кто начал сражение. Становится 'важно только одно: необходимость отомстить. — Он показал на мертвые тела. — Можешь быть уверена: клан этих воинов забудет, что они погибли при набеге на чужие земли, и будет помнить одно — их убили менги, а значит, следует убивать менгов в ответ.
Остаток дня путники ехали в молчании; двое менгов держались поодаль от остальных, все еще погруженные в скорбь. На ночь разбили лагерь в маленькой высокогорной долине, где было мало травы для лошадей или коров и где поэтому не селились ни менги, ни скотоводы. Перкар, кроме того, рассчитывал, что с высоты откроется хороший вид на те земли, куда они должны вступить на следующий день.
Перед закатом Хизи следом за Перкаром поднялась по тропинке на крутой склон горы, с некоторым трудом уговорив Тзэма не следовать за ними, хотя всем было ясно, что подъем был бы труден для существа таких размеров.
Хизи с восхищением следила, как легко преодолевает крутизну Перкар — по тропе приходилось карабкаться, используя не только ноги, но и руки. Сама Хизи все время чуть-чуть не дотягивалась до следующей опоры, ее пальцы оказывались слишком малы, чтобы ухватиться за камень, да и вообще Перкар был сильнее и не так быстро уставал. Он часто оглядывался на Хизи, и эти вопросительные взгляды одновременно раздражали ее своей снисходительностью и согревали выражением заботы. Хизи все время испытывала к Перкару такие смешанные чувства: раздражение и привязанность одновременно.
Наконец они достигли голой каменистой вершины, откуда во все стороны открывался вид на лабиринт долин и перевалов. Куда бы ни смотрела Хизи, всюду она видела горы, и на мгновение ей показалось, что она стоит на том же пике, откуда вместе с Караком наблюдала за душами, летящими с полей битв к Шеленгу.
Однако сейчас она не видела духов — лишь глубокие ущелья, полные теней, и вершины, окрашенные кровавыми лучами заката.
Перкар подошел к обрыву с западной стороны горы и показал на север:
— Нам предстоит двигаться в ту сторону. Ты можешь увидеть, что творится вон в тех долинах? Там не будет завтра битвы?
Хизи несколько мгновений всматривалась в даль.
— Где начинается твоя страна? — спросила она Перкара.
— Я не очень уверен. Но, во всяком случае, граница уже недалеко. Здесь, в Хребтах, мало кто живет, только горцы-дикари, не принадлежащие ни к какому племени. — Юноша повернулся к Хизи. — Сколько времени тебе нужно?
— Не знаю, — ответила Хизи.
— Постарайся сделать все как можно быстрее. Я ошибся — идти пришлось долго, а темнеет быстро. Скоро станет слишком темно, чтобы можно было спуститься по этой тропе.
Хизи кивнула, вытащила из сумы барабан и начала размеренно бить в него, как учил ее Братец Конь. Дрожь натянутой кожи скоро превратилась в рябь на поверхности озера — потустороннего мира, и Хизи обратила взгляд вглубь, к своим компаньонам. Кобылица приветствовала ее, кивнув головой; бык мрачно склонил свои устрашающие рога. Богиня — белый лебедь, присоединившаяся последней, серьезно взглянула на Хизи.
— Кто из вас отправится? — спросила их Хизи.
Бык поднял на нее глаза. Здесь, в этом мире, он не был уже скелетом, оживленным пылающим внутри пламенем; перед Хизи было великолепное животное с рыжей шкурой и более темной гривой на могучих плечах. Умные карие глаза сверкали между длинными блестящими рогами.
«Выбери меня, — сказал он. — Мы с тобой поскачем по равнине, загоним льва, затопчем стаю волков. Ты слишком долго держишь меня в этих мирных краях».
Хизи ощутила страх перед могучим зверем — ярость и сила, которые он излучал, словно облаком окутали ее в холодных водах озера. Она покачала головой:
— Не сегодня, не сейчас. Мне нужен разведчик, а не воин. Я посылаю тебя, Лебедушка.
Хизи выпустила богиню-лебедя сквозь границу между мирами; теперь она видела мир ее глазами.
Перкар нетерпеливо дожидался, пока Хизи с застывшим взглядом продолжала бить в барабан. Она явно отсутствовала, хоть ее тело и оставалось на прежнем месте, и это вызвало у Перкара смутное болезненное чувство — может быть, потаенное воспоминание о его собственном пребывании в потустороннем мире.
— Я все еще в себе не уверен, — сказал он Харке, чтобы заполнить чем-то время ожидания. — Я все еще не знаю, что случится, если мне вновь придется сражаться.
«Все будет хорошо, — ответил меч. — Ты на самом деле храбрее, чем думаешь».
— Я чуть не отступил перед быком. Если бы не Хизи, мы все погибли бы.
«Это так и было бы, независимо от того, отступил бы ты или нет. Учись на своих ошибках, а не переживай их снова и снова».
— Ошибка — это какое-то действие, которое ты совершаешь, а потом узнаешь, что поступил неправильно. С быком все было иначе. Я просто боялся. Я не вызывал в себе страх намеренно.
«Бывало, что ты и раньше боялся».
— Это другое дело.
«Я знаю. Но храбрость существует только вместе со страхом. Чем больший страх ты преодолел, тем больше смелости проявил. Бесстрашие — просто другое название глупости».
— Разве никто, кому ты принадлежал, не был бесстрашен?
«Конечно, был. И был при этом туп, как чурбан».
— Как его звали?
«Одного из них звали Перкар».
Перкар недовольно нахмурил брови и прекратил разговор с мечом. Вместо этого он принялся собирать сучья можжевельника и горной сосны: ночь наступит раньше, чем Хизи закончит разведку, а на такой высоте ночи холодные.
К тому времени, когда барабанный бой прекратился, искры костра уже танцевали в воздухе; от яркого заката осталась лишь светлая полоса за западными горами.
Хизи потрясла головой, словно просыпаясь и впервые увидев Перкара и все вокруг.
— Как холодно, — вздохнула она.
— Иди поближе к костру, пусть богиня огня согреет тебя, — позвал Перкар.
Хизи кивнула, подняла свой барабан, села у костра напротив Перкара и принялась растирать замерзшие руки. Перкар сдерживал нетерпение, понимая, что она заговорит, когда будет к этому готова. Наконец Хизи сказала:
— Там, впереди, умирают люди. Мне очень жаль, Перкар. Холодные пальцы ночи словно сжали сердце юноши.
— Много их?
— Думаю, много. Во всяком случае, больше пяти десятков, больше, чем я сумела сосчитать. Сражение прекратилось, когда настала ночь, но мне кажется, утром оно снова начнется.
Губы Перкара сжались в тонкую линию.
