Подхожу к кровати, сажусь, тяжело сглатываю. Закрываю глаза, пытаясь, успокоится. Но внутри все рвется на ошметки от разочарования и боли, ломается, рассыпаясь на осколки.
Господи, сколько, сколько же можно? Сколько я буду бежать за ним без оглядки, когда он уходит? Склеивать, собирать себя по кусочкам, по пазликам, когда он раз за разом беспощадно разрушает и ломает? Сколько же, Господи, я буду отдавать, не прося ничего взамен? Не могу, не могу так больше, не могу! Не теперь, когда познала, как это, когда он мой и днем и ночью. Когда нет никаких условностей и запретов, когда есть только я и он, и то, что между нами. Не теперь, когда я хоть на миг поверила в его «люблю». И я до сих пор верю, иначе не могу, иначе я просто загнусь и умру от боли. От свирепой, сжирающей меня боли.
Я не помню, как покидала его квартиру, как отдавала ключи. И слава Богу! Слишком унизительный это момент, слишком болезненный.
Пытаюсь анализировать, но в голове такой сумбур, что меня хватает лишь на то, чтобы добраться до моей ( моей ли?) квартиры, лечь на диван и скулить, накрывшись одеялом с головой, выплакивая очередную обиду. Вот только это уже не просто обида, это сама жизнь. Моя жизнь, которая утекала из меня с каждой слезинкой. У всего есть предел, у любви и жертвенности тоже. Так вот сейчас настал предел моей. Сейчас во мне умирала любящая Янка, готовая на все ради мужчины, который ее убил, который свое «я», как и всегда, поставил выше ее «мы». А она все равно молила сделать что-нибудь, корчилась во мне, просила. Потому что даже сейчас она ради него хотела жить.
И спустя четыре дня, за которые ни разу Олег не позвонил мне, я пошла на поводу ее слез. Подняла себя и твердо решила, что сегодня расставлю все точки над «i», ибо больше так не могу. Определенность никогда не причиняет боли. Боль причиняет лишь всякое «до» и «после». Поэтому я хочу взглянуть в его глаза и понять, сказанные в темноте, слова могут быть правдой? Или для правды нужен лишь яркий свет?
Собираюсь тщательнейшим образом. Я сегодня должна быть безупречна. Зачем? Наверное, чтобы при встречи с Гладышевым чувствовать себя увереннее, чтобы хоть как-то поднять растоптанную самооценку, хотя это такая глупость. Теперь уже абсолютно наплевать на все, именно поэтому я отправляюсь прямиком к нему в офис, и вызвав Людмилу, прошу передать, что жду ее начальника в кафе на втором этаже. Она узнает меня сразу, и ничего не спросив, лишь коротко кивает и уходит.
А я иду, занимаю место на своей Голгофе. Заказываю капучино и жду.
То, что Гладышев здесь, чувствую еще до того, как он подходит к моему столику. У любимых мужчин особая энергетика. Они как радиоволна, на которую ты идеально настроена, и словишь, стоит чуть появиться на горизонте.
Вот и я ловила, отсчитывая секунды, настраиваясь, чтобы достойно встретить взгляд голубых глаз. Встретила, создала видимость, а внутри все заныло от тоски. Сжимаю горячий стакан с кофе, обжигая ладони, приводя себя немного в чувство, пока он делает заказ.
-Ну, надеюсь, это что-то действительно серьезное, потому что у меня из-за тебя нарушились все планы, - не щадя, бьет он с первой же фразы.
-У меня из-за тебя нарушилась вся жизнь, но я, как видишь, не жалуюсь, - парирую с усмешкой, ставя кружку на стол, чтобы дрожащие руки не выдали моего волнения.
-А что ты делаешь?
-Констатирую факт! – спокойно, сжимая под столом кулаки так, что ладони саднит от впившихся в них ногтей. Гладышев лишь хмыкает.
-И что же настолько важное ты мне хочешь сообщить, что не может подождать до вечера? – иронично спрашивает он, вальяжно развалившись напротив.
- А что, мы должны были встретиться вечером? – язвлю я, начиная, заводится.
-А разве сегодня не среда?
Это снисходительное замечание отдается острой болью во мне, от которой едва ли не задыхаюсь. Глаза начинает жечь от подступающих слез, но я глотаю колючий комок в горле, обдирая все нутро.
Смотрю на Гладышева, вкладывая в свой взгляд ту агонию, что раздирает меня на части.
-Ты издеваешься? – дрожащим от слез голосом.
-Почему? –невозмутимо пожимает плечами.
-Не прикидывайся! Что, бл*дь, за детские игры?! – закричала я, уже не сдерживая себя.
-Не ори! – рыкнул, поддаваясь вперед.
-А ты не веди себя, как придурок! Думаешь, после всего мы вернемся к «средам» и «пятницам»?
-После какого «всего», Чайка? Ты, что всерьез думала, что что-то вдруг изменилось, только потому, что я в очередной раз вытащил тебя-дуру из дерьма? – насмешливо интересуется, мастерски разыгрывая изумление.
-Какой же ты урод, Гладышев! Зачем тогда ты примчался ко мне в Рубцовск? – выплевываю, не в силах больше ходить вокруг да около.
-Пожалел. Не чужая же ты мне все –таки, - спокойно парирует, а у меня все обрывается внутри от боли.
-Зачем ты так?- тихо, не скрывая горечи.
- А зачем ты спрашиваешь, если не хочешь знать ответ?- зло, прожигая меня яростным взглядом загнанного зверя.
-Потому что надеялась, что он будет иным!- кричу от обиды и унижения, глядя в эти бездушные глаза.
-И что теперь? Какие твои действия? Проглотишь, забудешь, и продолжим, как ни в чем не бывало? – вопрошает, давя на меня, растаптывая своим презрением.
Я захлебываюсь слезами. Не получается у меня уйти красиво, эффектно, с гордо поднятой головой, только вот так - по-уродски, униженно поджав хвост. От этого становится еще горше. Прячу лицо в ладонях, пытаясь, успокоится. Не сразу, но мне удается это сделать. Встаю, иду в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к следующему раунду, хотя зачем? Давно уже ясно, что проиграла. Но надо доиграть эту роль до конца.
Возвращаюсь, Гладышев, взглянув на меня, мрачнеет. Интересно, ему стыдно или противно?
Собравшись с духом, сажусь напротив, и ровным насколько это возможно голосом сообщаю;
-Я больше не хочу продолжать наши отношения.
-Ты же говорила, что тебе без меня больнее?- приподнимает насмешливо бровь, делая глоток и тут же морщится.- Фу, ну, и кофе у них тут.
А меня это замечание шарахнуло со всей дури своей неуместностью. Как он может быть таким мерзким? Что с ним, мать его?! Даже для него это слишком.
У меня тут вопрос «жизни и смерти» решается, а он про какой-то долбанный кофе. И «проглотить» бы очередную обиду, какая разница уже-одной больше, одно меньше, да сыта по горло. Пережрала, что обратно лезет. Но и сил нет, чтобы высказать свое возмущение. Да и какой уже смысл? Все равно все для себя решила.
-Говорила,- подтверждаю со вздохом. – Глупая была. Сейчас понимаю, что лучше, Гладышев, подыхать без тебя, чем с тобой, если ты мне больше ничего предложить не можешь.
Пытаюсь за улыбкой скрыть боль, не знаю, получается ли, но я все равно растягиваю фальшиво губы и смотрю на Гладышева, хотя мне стоит это огромных усилий. Он неопределенно хмыкает и бросает нетерпеливый взгляд на часы. Весь его вид так и кричит «Давай быстрее, девочка, не трать понапрасну мое драгоценное время». В этом весь он - все у него по делу, без лишнего трепа и хождения вокруг да около. И я люблю его таким и в тоже время ненавижу. Знаю, что не бывает мужчин, с которыми легко и просто ужиться, без всяких забот и проблем. Но у каждой женщины появляется в жизни такой, с которым она хочет пройти все сложности. Мужчина, с которым я хотела и хочу этого, сидит напротив, скучающе постукивает пальцами по столешнице и вообще не заморачивается. Ему пофиг, совершенно, абсолютно наплевать.
