Умение жить так, чтобы наслаждаться жизнью — это особое искусство, точнее говоря, даже труд.
Такие мысли проносились в моей голове, пока я стоял в пробке, направляясь в клуб моего знакомого. Он сейчас кислым голосом толкал пафосные речи о том, как все осточертело: Монте Карло – херня, мисс «90-60-90» — херня, Ламборджини — херня, мидии — херня, жизнь — херня.
— Саныч, ты понимаешь, ни в чем не вижу смысла. Вот даже в бабах, — захохотал он. Я хмыкнул. Уж если Диман в бабах разочаровался, то это уже серьезно.
— Вроде красивая, все при ней, — продолжал он, — а я понимаю, что мне насрать! Ты представь, до чего я дожил?! МНЕ НАСРАТЬ! Все на одно лицо и такие суки. Че это? Кризис среднего возраста? Вот ты сейчас, наверно, смеяться будешь, но я тебе серьезно!
— Да понимаю, Диман, что уж в этом сложного? – я усмехнулся, маневрируя в потоке машин и постукивая по рулю пальцами в такт тихо играющего инструментального джаза.
— Хер ты меня поймешь. Заведешь свою шарманку, что я быдляк или кто там… и баста. Знаю я тебя. Предупреждаю, сегодня я на эту философскую х*йню не расположен, — заплетающимся голосом сообщил друг. Видимо, решил, не дожидаясь никого, начать «вечер». Я подавил смешок и, вырвавшись, наконец, из гусиного строя, прибавил скорость.
— Ладно, сегодня без «х*йни», расскажу случай из жизни. Если поймешь…
— О, вот это интересно! — оживился Диман, решив, наверное, что сейчас я буду рассказывать про то, в какой момент женщины стали для меня все на одно лицо и почему. Хорошенький облом его ждет.
— Лет в двенадцать я гостил у бабки летом в деревне. Мы с пацанами лазали по садам. Ну а там яблоки: антоновка, белый налив, ранетки. Красивущие, кисло-сладкие, сочные, вкусные. Короче, нарвешь сколько в карманы влезет, нажрешься от пуза и так каждый день. Мы как купаться на речку идем, так рвем полный пакетище. К концу лета я обожрался этих яблок, они мне уже поперек горла стояли. И думаю: все, в жизни к ним не притронусь. А потом иду на речку, смотрю — вот они весят, глянцевые такие, красно-желтые, форма ровная, красивая, пахнут так…ммм… Аж слюней полный рот. Лезешь опять, срываешь. Идешь потом по дороге, в руках эти яблоки. Вертишь их так и сяк. Вроде и не голодный, а есть их привык. Но суть даже и не в этом. Кусаешь одно, а оно какое-то, как резина, выкидываешь. Раз надкусанное, пусть и красивое, но ты уже настолько зажрался, что тебе и не жаль. А чего их жалеть, когда вон, на каждом углу яблоки?! Выбирай, какое хочешь и сколько. И ведь до дурака не доходит, что кто-то душу в них вкладывал, растил, ждал, любил. А если уж совсем скотина, то и до этого дела нет. Я хочу и точка! Значит, второе надкусываешь — та же песня. И так пока все не перепотрошишь — уже просто из вредности, — не останавливаешься. Пусть я лучше лопну, но раз уж сорвал, все равно хотя бы надкушу. Потом хуже: мы стали этими яблоками кидаться. Часто так баловались, пока дед мой не увидел. О, как он отхерачил меня тогда, до сих пор помню. А потом лекцию прочитал, посадил на голодный паек и под замок. Вот так я все оставшееся лето сидел и думал, как себя вести. Ну и, в общем-то, осознал, что непотребство не приносит ни удовольствия, ни пользы. Один сплошной вред. Абсолютно верно говорят: чтобы чувствовать вкус, нужно оставаться чуточку голодным и это применимо не только к пище. Тяжеловато, конечно, когда все в избытке, но зато получаешь удовольствие оттого, что имеешь, а не рассуждаешь о «кризисе среднего возраста».
Я замолчал, концентрируя внимание на дороге. Диман тоже некоторое время сохранял тишину. Впрочем, я и не ждал ответ. Мне было все равно, слушает он меня или же нет. Делать в дороге все равно нечего, так почему бы и не порассуждать, пока есть свободное время?
— Вот ты знаешь, Гладышев, — серьезным голосом начал Дима. Я сосредоточился, удивленный. Обычно от этого «темного» ничего путного не дождешься.
— Я все думаю, кто из нас пил: ты или я? — засмеялся Вторников. Я подхватил его смех, качая головой. Горбатому только могила в помощь, — Ты когда уже приедешь? Вон уже Миха с Викусей подъехали, Костян с Танюхой, тебя да Борьку с Аленкой ждем.
— Минут через десять, — отозвался я с тяжелым вздохом.
— Давай, ждем. Вспомним старые добрые, передохнем.
Я неопределенно хмыкнул и отключил телефон. Честно говоря, вспоминать «старые добрые» особенно под долбящее по ушам д*рьмо (да простят меня поклонники техно) не было никакого желания. С удовольствием бы сейчас просто лег спать и наконец-то выспался, если это вообще возможно. Но нет же, клинануло меня согласиться на этот сабантуй со старыми друзьями. Хотя друзьями из них являются только Борька, Миха, да Аленка, остальные так — хорошие знакомые и то в силу жизненных обстоятельств. С Борькой мы друзья с детства, с Михой и Аленкой уже позже зацепились, а Костян с Диманом в девяностые стали опорой. Лихие годы мы пережили сообща: крутились, как могли, выживали, а, точнее, наживали. Каждый урвал себе по куску. Затем расползлись в разные стороны, кто куда, но хорошие отношения сохранили. Сейчас каждый свой кусь пристроил по собственному усмотрению: кто-то выиграл больше, кто-то — меньше, но тут уж у кого как мозги заточены. Были, конечно, те, которые все похерили, но их мы оставили позади. А наш состав, как пятнадцать лет назад образовался, так больше и не меняется. Ну, не считая женщин у некоторых, в том числе и у меня. Миха с Борькой еще в пацанами нашли свои половины, но я бы сказал, что повезло только Борьке с его Аленкой, Миха же… Памятник бедному мужику надо. Вика его та еще дура. У меня же, как и у Костяна в свое время не сложилось, а Диман не пробовал и не горит желанием.
Впрочем, глядя на Миху, да и из личного опыта, я Димку поддерживаю. Но с другой стороны — посмотришь на Борьку с Аленкой и понимаешь, что все в жизни относительно. Но не будем пускаться в очередные философские дебри.
Пока думал о друзьях, раздражение прошло и я почувствовал, что желание выспаться становится второстепенным, а вот увидеться с этими, порой «темными», но такими привычными обалдуями, очень даже хочется.
Я иной раз удивляюсь, как мы еще не поубивали друг друга. Настолько у нас разные взгляды на многие вещи, как впрочем, и интересы. Но жизнь-старушка полна сюрпризов и неожиданных встреч.
Убедиться в этом еще раз мне пришлось спустя десять минут.
Подъезжаю к клубу, навстречу едут Борька с Аленкой. Аленка радостно машет. Глядя на нее, в который раз повторяю, что Шувалову крупно повезло — отхватил себе золотую женщину и забот не знает. Пропускаю их, а затем паркуюсь следом. Выхожу из машины, ребята уже меня ждут. Прохладный ветер вызывает мороз по коже. Кутаюсь в пиджак, думая, что надо было пальто надеть. Схватить очередное воспаление не хотелось бы.
— Олег Саныч, здравствуйте! — улыбнулась Аленка. Я притянул ее к себе и поцеловал в макушку, одновременно протягивая руку Борьке.
— Здорова! — засмеялся друг, — Че-то вообще исхудал, оброс…
— Ага, не говори, — поддакнула Аленка, высвобождаясь из моих объятий.
— Ну зато вы вон, молодцы: добреете, хорошеете, — ухмыльнулся я, окидывая их взглядом. Впрочем, мои слова относились только к потолстевшему Борьке. Алена, конечно, не была тростинкой, но фигура у нее что надо. После моих слов на ее лице проскользнула тень страха, и она обеспокоенно спросила:
