Гладышев, тяжело вздохнув, заключает меня в свои объятия и целует в висок.
– Я не знаю, что тебе сказать, малыш…
– Не надо ничего говорить, Олеж. Я сама всё знаю, – улыбнувшись сквозь слёзы, покачала я головой и отстранившись, заглянула ему в глаза. – Просто пообещай мне, что не будешь вмешиваться в судьбу Пластинина.
– Ян…
– Пожалуйста! Я очень тебя прошу. Даже если тебе это всё кажется мнительностью, суеверием и глупостью, просто сделай это ради нас, – впившись в его предплечья, сверлю настойчивым взглядом.
Гладышев собирается что-то возразить, видно, что у него на языке так и крутиться сотня доводов, но я даже слышать ничего не хочу, поэтому продолжаю наседать.
– Знаю, что моя просьба в свете всех событий звучит дико, и меня саму ломает. Я бы с удовольствием закопала этого ублюдка на том же месте, но я больше не хочу, чтобы сын расплачивался за наши с тобой ошибки и преступления. Я этого просто не вынесу!
– Этого больше и не повториться, обещаю.
– Повториться, Олеж, и будет повторяться, пока ты не прекратишь считать себя богом и вершить людские судьбы.
– Янка, я тебя умоляю! – закатив глаза, скривился Гладышев. Я и сама понимала, насколько пафосно это всё звучит, но других слов, к сожалению, не находила, поэтому решила оставить затею достучаться до него и в очередной раз попросила:
– Просто выполни мою просьбу. Я ведь согласилась на твою, а она не менее абсурдна.
Олег, видимо, хотел что-то сказать, но тут же передумал. Усмехнувшись, покачал головой и втянув с шумом воздух, сдался.
– Хорошо, я сделаю, как ты просишь, – не скрывая иронии, повторил он мои слова.
– Обещаешь? – уточнила для надёжности.
– Обещаю, малыш, – мягко заверил он и искренне улыбнулся, отчего у меня на душе стало так легко, что захотелось счастливо рассмеяться.
Мне не верилось, что мы смогли сделать над собой усилие и принять такие непростые решения во благо наших отношений. Но, тем не менее, это было так, и меня затопила радость, которая как-то незаметно смыла всю тяжесть воспоминаний и выматывающего разговора, наполняя еще пока робкой, но упрямой верой, что всё у нас получится, что мы сможем… Правда, ещё не настолько сильной, чтобы не бояться отпустить Гладышева домой, где он сможет всё обдумать, дать волю сомнениям, струсить и вернуться к своей Алиске. Поэтому, когда он засобирался, я попросила остаться на ночь. Наглость, конечно, но разве это не моё второе имя?
– Тебе нужно отдыхать, – попытался образумить меня Олеженька.
– Верно, – насмешливо согласилась я и нахально добавила, – так что прекращай утомлять меня бестолковыми спорами, раздевайся и ложись.
– Всё-таки хочешь щелкануть подо мной ластами, – подразнил он меня.
– Мечтай, Олеженька, – обломала я его.
– Ой, доболтаешься ты, Чайка, – пообещал он, и приглушив свет, лёг рядом.
– А рубашку снять?
– Мечтай, Яночка.
– Гладышев, тебе корона не жмёт? – хохотнула я.
– Нет, Чайка, в самый раз, – по-мальчишески ухмыльнувшись, отсалютовал он и чмокнув в кончик носа, прижал к себе. – Спи.
Я улыбнулась, устроилась поудобней, насколько позволяла полуторная кровать и, наконец, почувствовала, что меня отпускает: страх, напряжение, горечь и боль растворяются, на смену же приходит чистое, незамутненное ничем счастье. Счастье просто дышать любимым мужчиной, слушать мерный стук его сердца, засыпать в его объятиях и знать, что впереди ещё много таких безмятежных мгновений, когда можно просто молчать, касаться друг друга, любя каждым своим вздохом.
– Расскажи, как ты живешь, – спустя какое-то время попросила я. Заснуть не получалось. Да и какой мог быть сон, когда здесь и сейчас происходило всё то, о чём я столько лет мечтала?!
– Всё также, малыш. Ничего не изменилось за эти годы.
– Вот прям уж совсем ничего?
– Нет, ну, конечно, кое-какие перемены есть, но они в основном связаны с работой. Если тебе это интересно…
– Мне всё интересно о тебе, – ничуть не лукавя, заверила я его. Я действительно хотела знать, чем он увлечён, о чем у него болит голова, что радует, от чего получает удовольствие – в общем, всё, что происходит в его жизни.
Гладышев улыбнулся и принялся удовлетворять моё любопытство. Вскоре я уже охреневала с этого человека, точнее, машины по зарабатыванию денег. Чем бы он не увлекался, превращал в прибыльное дело: так покупка парочки лошадей для собственного удовольствия переросла в очень прибыльный и престижный бизнес по разведению скаковых лошадей для Европейских скачек. Гладышев, не скрывая самодовольства, рассказывал, как, доверившись чутью, купил одного жеребца за пятьдесят тысяч долларов. И хотя менеджеры и эксперты в один голос утверждали, что это – проигрышное вложение, Олег всё равно купил, а через год жеребец утёр всем нос, завоевав чемпионский титул Европы, после чего был продал какому-то шейху за девять миллионов долларов.
– Одна из самых моих удачных покупок, – похвастался Олежка, я же едва сдержала улыбку. В эту минуту передо мной был азартный мальчишка, кайфующий от своих побед и самого себя.
– Значит, ты у нас теперь тусуешься с европейской аристократией, – шутливо резюмировала я.
– Есть такое дело. Так что можешь запасаться коллекцией шляпок и перчаток. Скачки теперь у тебя будут обязательной программой.
– Господи, куда я попала?! – воскликнула я в притворном ужасе. – И когда ты только всё успеваешь?
– Да ни хрена я, на самом деле, не успеваю, Ян, – скривился он. – Сашку видел в прошлом месяце всего два раза. С Олесей вообще если раз в полгода видимся – то хорошо. Я уже даже забыл, когда просто отдыхал: постоянно какие-то дела, дела, дела… Локации только меняются. Сам не знаю, зачем мне всё это надо, просто, наверное, уже по привычке пашу.
– Придется тебе менять свои привычки, Олег Саныч, и сбавлять темп, – предупреждаю я его.
– Сбавлю, – обещает он без колебаний и переводит стрелки на меня. – Ну, а у тебя, что происходит?
– Да тоже… только работа и происходит. Конечно, по сравнению с тобой, это всё – возня в песочнице, но мне хватает за глаза. Большую часть времени сжирают гастроли и разные проекты на телевидение, ещё я открыла спорткомплекс два года назад, хотя ты, наверное, в курсе, да?
– Слышал, – кивнул он. – И как доходы?
– Вполне… Купила, наконец, квартиру в высотке на Котельнической набережной.
– В главном корпусе? –подивился он.
– Ага, – протянула я с довольной улыбкой. – Очень повезло: сто пять квадратов, отличная планировка, шикарный вид на Кремль и конечно, сама мысль, что я живу в доме, где жили такие великие люди, как Раневская, Уланова, Евтушенко…
– И сколько ты за это удовольствие отвалила?
