Правда, чем больше времени проходило, тем больше я сомневалась. У нас на завтра был запланирован первый совместный выход в свет, мы собирались пойти на юбилей одного крупного благотворительного фонда. Игнорировать такое событие было совсем не похоже на Гладышева, поэтому я беспокоилась. А уж когда время перевалило за полночь, и вовсе забила тревогу. Начала обзванивать всех его друзей и знакомых в надежде, что он у кого-то из них, но надежды мои оказались тщетны, поэтому я попыталась через телефон определить его геолокацию, но, как и предполагалось, у него все было защищено на сто рядов.
На этом мои идеи закончились, и я подключила к поискам охрану. Пока служба безопасности определяла геолокацию через машину, я продолжала звонить и писать смс, сходя с ума от беспокойства.
– Яна Владимировна, мы определили местонахождение машины Олега Александровича, – оповестили меня через несколько минут.
– Где он? – подскочила я, собираясь отправиться за Гладышевым вместе с охраной, но тут меня спустили с небес на землю.
– Извините, но я не могу раскрыть вам его местонахождение. Вы не супруга. И …
– Понятно, – оборвала я его вежливый трёп о том, что я – никто и звать меня никак. – Ладно, главное – узнайте, все ли в порядке.
– Мы уже отправили машину с охраной. Не переживайте, скоро все выясним, – пообещал он и поспешил закончить разговор.
Я же весь следующий час ходила из угла в угол, дожидаясь новостей и гадая, где Олег может быть. Мыслей в голове роилось много и в то же время предположить что-то конкретное не получалось, Гладышев слишком замороченный мужик, угадать его было сложно, поэтому я не спешила с выводами. Но, как оказалось, все до смешного просто и банально…
– Яна Владимировна, мы на месте, – прервал мои метания звонок начальника службы безопасности, – все выяснили…
– В смысле выяснили? – застыла я от нехорошего предчувствия.
– Олег Александрович оставил машину на парковке, а сам уехал на такси. Судя по записям камер видеонаблюдения он в полном порядке и ему ничего не угрожает, – отчитался он, а у меня сердце остановилось. Разумом я еще не до конца осознавала, что всё это значит, но почему-то вдруг уточнила:
– А давно он на такси уехал?
– Примерно час назад, – помявшись, ответил все же охранник.
– Ясно, – помертвевшим голосом заключила я, и поблагодарив, попрощалась, не зная, что еще спросить. Хотя на самом деле ни черта мне не было ясно. У меня вообще в голове не укладывалось, что Гладышев поехал в какой-то клуб или бар приводить нервы в порядок. Но судя по всему, это было так, и теперь я пыталась понять, куда его понесло. За час он мог бы уже доехать до дома, если бы собирался, но, видимо, у него были другие планы. А вот какие – это вопрос на миллион.
Я старалась гнать от себя гадкие мысли, но сколько не повторяла, что это Гладышев и он никогда не опуститься до такого примитивного уровня, чтобы зажирать проблемы случайным сексом, а все равно от неуверенности и страха скручивало диафрагму. Если Олеженька нажрался, то все может случиться…
Представив, что он сейчас трахает какую-то шлюху, к горлу подступает тошнота, изнутри будто кислотой обжигает боль. Дрожащими руками вскрываю пачку сигарет и закуриваю. От дыма слезятся глаза. Смотрю затуманенным взглядом на ночную Москву и пытаюсь понять, как жить, если предположения окажутся правдой. А главное – ради чего? Ради чего жить и за что бороться, если он утопит в грязи то немногое, что осталось между нами?
Нет. Не хочу верить. Не хочу даже думать об этом. Гладышев никогда так не поступит! Иначе зачем мы все это начинали?
Словно в ответ на мои молитвы, в прихожей раздается шум и смачное ругательство, от которого внутри все переворачивается, а к глазам подступают слезы облегчение.
Втягиваю с шумом воздух и, затушив сигарету, спешу в холл.
– Какой придурок поставил сюда эту херню?! – еле ворочая языком, возмущается Гладышев, отпихивая напольную стойку для одежды, отчего она опасно накренившись, грозиться разбить зеркало. Подскакиваю к ней и схватив в последний момент, отодвигаю подальше от этого пьяного идиота.
– Гладышев, ты совсем чокнулся?! – цежу сквозь зубы, оглядывая его с ног до головы, чувствуя, как облегчение и радость стремительно сменяет гнев. Я, значит, как дура поднимаю на уши всех знакомых, трясусь, не зная, что думать, а этот олень бухает где-то. Так мало этого, он еще в следующее мгновение едко интересуется, доводя меня до бешенства:
– А ты только заявилась что ли?
На несколько секунд от возмущения у меня пропадает дар речи, он же, по-барски сбросив пальто от Kiton прямо на коврик у входной двери, нетвердой походкой направляется ко мне.
– В смысле заявилась? Я тебя вообще-то жду, кретин! – выплевываю ему прямо в лицо, почувствовав какую-то термоядерную смесь алкоголя и женских духов, отчего в глазах темнеет и на мгновение становится дурно.
– Ну, надо же, прямо заботливая женушка. А я думал, все еще мурлыкаешь с новым ёб*рем, – протянул он с такими гадкими, презрительными нотками, что меня всю передернуло. На языке крутился резкий ответ, но я понимала, что лучше пьяного Гладышева не провоцировать, да и вообще не вести с ним какие-либо разговоры в таком состоянии.
– Иди спать, Олег, ты пьян, и несешь бред, – цежу, едва сдерживаясь, чтобы не съездить по ухмыляющейся роже. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Гладышев перехватывает меня за руку и толкает к стене. От резкого поворота у меня начинает кружиться голова, тошнота вновь подступает к горлу, и когда Олег подходит вплотную, обдавая удушливой смесью, я начинаю задыхаться.
– Это я, бл*дь, несу бред? Может, мне распечатку твоих смс сделать? – рычит он, наклоняясь ко мне, я отворачиваюсь не в силах дышать этой вонью. Сама не понимаю, что за фигня, но тошнит кошмарно. – На меня смотри! – будто специально обхватывает он моё лицо и поворачивает к себе.
– Прекрати, меня тошнит, – морщусь, пытаясь отцепить его руку, но он сдавливает мои щеки еще сильней.
– Да не п*зди ты! Тошнит ее… – скривившись, выплевывает он с таким пренебрежением, что у меня внутри все обрывается от шока, и я, будто парализованная застываю на месте. Он же начинает поливать меня грязью с ног до головы. – Вчера тебя не тошнило бухать со всей этой шоблой – ёблой? Нет? А от того, что какой-то хмырь пишет тебе всякую пошлятину, тоже не тошнило? Или, например, когда тебя, обдолбанную в говно, трахал какой-то п*дор?
– Господи, Рома – мой композитор и он гей! Прекрати это все…
– О, ну, конечно, – тянет Гладышев с глумливой улыбкой. – Они все геи. Твой танцорик теперь тоже, кстати, заднеприводный. Только это не отменяет того, что ты – конченная шалава.
И всё. В это мгновение для меня будто замер весь мир. Я задохнулась от боли. Смотрю в холодные, наполненные отвращением, пьяные глаза, и меня начинает трясти. Понимаю, что надо сдержаться, не вестись на провокацию. Повторяю про себя, что он пьян и лучше не лезть в бутылку, но не могу… Сил не хватает сдержать этот огонь боли, сжигающий изнутри. Да и почему я должна терпеть такую грязь? Это уже за гранью.
