Конечно, это не означает, что я снимаю с нее ответственность за то, что она сделала. Нет. Как бы там не было, а она – стерва еще та, но если уж я решил строить с этой стервой свое будущее, для чего все время возвращаюсь в прошлое и тяну нас обратно в болото наших ошибок и грехов?
Именно этот вопрос прозвенел в моей пьяной голове прошлой ночью. Смотрел на разгоряченную девку, призывно танцующую для меня, и понимал, что НЕ ХОЧУ. Ни её, ни какую-либо другую, но главное – не хочу видеть боль в глазах моей Янки. Не хочу её слёз, её агонии и разочарования. Не хочу, чтобы она проживала это унижение, чтобы смирялась и прощала мне эту грязь.
А она простит, в этом нет сомнений. Вот только я сам вряд ли смогу, потому что, как бы меня не душила ревность, как бы я не был зол, и сколько бы дерьма Чайка ни вылила на мою голову, а любовь к ней сильнее ненависти, сильнее жажды мести. И все бы хорошо, если бы не было так херово.
Слишком горько осознавать, что у твоей любимой женщины приоритеты, как раз-таки, диаметрально – противоположные. И любит она, прежде всего, себя, чтобы там не говорила в порыве чувств.
Наверное, за столько лет пора бы с этим смириться, запрятать поглубже эту наболевшую мысль, успокоиться. И я вроде бы так и сделал, но стоило выпить, как она вылезла наружу, и меня опять захлестнуло эмоциями, поэтому по приезду домой я устроил ту безобразную сцену, за которую теперь было не просто стыдно, было не по себе.
Я не знал, что сказать, не знал, как просить прощение и вообще, как смотреть Янке в глаза после всей этой пошлости. Поэтому, не придумав ничего лучше, как пацан решил задобрить её подарком, но вышло, конечно, по-идиотски и как оказалось, даже задело ее еще больше. Я и забыл совсем, что раньше всегда так откупался, она же в свою очередь ничего не забыла, и забывать, видимо, не собиралась…
Хоть мы и обсудили все, а в воздухе так и витала напряженность. Конечно, я понимал, что после такого трэша сложно вести себя непринужденно, словно ничего не было, но надеялся, станет немного легче, когда мы все обсудим. Сейчас же, глядя, как Янка сосредоточено втирает какой-то крем в руки, делая вид, что меня здесь нет, понимаю – напрасные чаяния.
– Если не хочешь, можем никуда не ехать, – предлагаю, чтобы хоть как-то разрядить сгустившуюся атмосферу.
– Еще чего?! Я целый день убила на подготовку, – отбросив крем, осматривает она свои руки, и удовлетворившись результатом, наконец, поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются и, как и всегда, ощущение, будто получил удар под дых. Наверное, я никогда не привыкну к ее красоте. Она же, усмехнувшись, продолжает:
– Да и пора положить конец всем этим идиотским слухам о вашей с Алиской свадьбе.
– Уже давно никто даже не поднимает эту тему.
– То, что ее не поднимаешь ты, не означает, что у всех резко случилась амнезия, – парирует она язвительно и направляется в гардеробную, из которой выходит через несколько минут в роскошном бронзовом платье в пол.
Дополнив его подаренными мной серьгами и браслетом, придирчивым взглядом рассматривает себя в зеркале.
– Ну, что поехали? – прерываю ее созерцание, и подойдя, накидываю на хрупкие плечи манто из соболя. Янка застывает, я же воспользовавшись заминкой, притягиваю ее к себе, и крепко обняв, целую за ушком, чувствуя, как по ее телу пробегает дрожь. – Ты ослепительна, – шепчу, втягивая терпко – сладкий аромат ее парфюма.
– Знаю, – выдыхает она хрипловатым голосом, от которого внутри меня разгорается пожар желания.
– Тогда что? –уточняю, слегка прикусив ее ушко.
– Пытаюсь понять, чего тебе не хватает, что ты цепляешь каких-то Сонек по барам.
– О, господи, теперь будешь сношать мне мозг этой девкой! – страдальчески скривившись, отстраняюсь от нее и в очередной раз, как идиот, начинаю оправдываться. – Еще раз повторяю, ничего не было. Она просто сидела рядом со мной в баре…
– Да-да, можешь не продолжать, – покивала она, и подхватив клатч, взяла меня под руку. – Поехали уже.
– То есть ты мне не веришь? – тормознув ее, притянул к себе. Мне было важно, чтобы она не сомневалась, чтобы между нами не было никаких недоговоренностей.
Чайка с шумом втянула воздух, и закатив глаза, произнесла:
– Верю, Гладышев, но в том, что ты заглядывался на какую-то бабу радости немного.
– Да не заглядывался я ни на кого! Ты в своем уме?! На кого после тебя можно заглядываться? – хохотнул я, потому что это в самом деле было смешно.
Если я чего и хотел, так точно не какую-то тёлку. Чайка еще шесть лет назад уничтожила для меня любую. Каждая из них была не более, чем симпатичной дыркой, в которую можно было справить нужду. Порой, это была нужда в сексе, порой, в том, чтобы как-то забыться, а вчера и вовсе какой-то бзик на мести, но конкретно до этой Сони мне дела не было, я уже даже не помню, как она выглядит, не говоря о чем-то еще. Но Чайке разве докажешь, что стоит у меня исключительно на нее? Нет, конечно. И следующая фраза это только подтверждает.
– Не знаю и знать не хочу. Все, короче, не доставай меня! Поехали, – раздраженно отмахнулась она и направилась к двери.
Я не стал настаивать, давно понял, когда баба в таком расположении духа, ее лучше не трогать.
– Надеюсь, ты в помнишь, что фонд принадлежит Марине Богомоловой, она там будет, – напомнил я во избежание казусов и психов на пустом месте.
– Не волнуйся, я давно поняла, что улыбаться курам, которых трахал твой мужик – главное правило светского общества, – отозвалась она едко.
Меня повеселила такая формулировка, поэтому я со смешком парировал:
– Можешь не улыбаться, если не хочешь.
– Ну, почему же не хочу? Хочу и даже буду. Тем более, что поводов хватает. А что касается твоей Марины… Ну, кто-то же должен был тебя утешать, когда ты про*бал самую красивую девочку, верно? – подмигнув, пожурила она меня.
Я улыбнулся и взяв ее руку, поцеловал.
– Верно, малыш.
Так, улыбаясь, мы вышли из машины на красную дорожку. Завидев Янку, журналисты сразу же переключили все внимание на нас, и понеслась череда вопросов о нападении, о нашем знакомстве, о сыне, о дальнейших планах и конечно, об Алисе. К столь повышенному интересу со стороны прессы я не привык, поэтому меня эта бесцеремонность нервировало. Янка же чувствовала себя, как рыба в воде, поэтому взяла все в свои руки, мне оставалось только вежливо улыбаться и кивать в нужные моменты, что я и делал, наблюдая, как она с легкостью общается с журналистами: где надо загадочно улыбнется, где уместно пошутит, где необходимо с очаровательной улыбкой осадит особо обнаглевших. По итогу, натиск любопытства она отразила блестяще, при этом практически ничего не сказав. Сообщила только, что мы вместе, и что с нашим сыном все в полном порядке.
– Ловко ты с ними, – отметил я, не скрывая восхищения, когда мы, наконец, оказались в банкетном зале.
