– Хорошо, я приеду, – согласился я, потому что тоже больше так не мог: не мог молчать, держать в себе, проживать эту боль в одиночестве и надеяться, что однажды отпустит.
– Я буду ждать, – сказала она напоследок, срывая с цепи моих демонов. Во мне вновь вскипела злоба, ревность и ненависть. Всю дорогу я бурлил, как закрытый котел, гонимый этими эмоциями, поэтому в палату ворвался, словно цунами, готовый выплеснуть всё, что годами копил в себе, забыв о том, что ещё вчера молил небо лишь о том, чтобы она была жива.
Чайка встретила меня взволнованным взглядом. Она сидела на койке, сложив руки на животе. Бледная, осунувшаяся, заплаканная. В это мгновение она казалась такой маленькой и юной, но меня, как и всегда, её слёзы разозлили ещё больше. Не переносил я их.
– Где сын? – спросил, закрывая за собой дверь.
– Уехал с мамой домой. Ему нужно передохнуть, слишком много впечатлений. Ты уже договорился с психологом?
– Нет ещё, разбирался с прессой и полицией.
– Мне звонила пресс-секретарь…
– Я не это приехал обсуждать! – раздраженно оборвал я, поняв, что она просто тянет время. Чайка вздрогнула и прикусив губу, тихо призналась, выводя меня окончательно из себя:
– Не знаю, с чего начать.
– Может, с того, для чего ты позвала своего ёб*ря, – предложил я едко, захлебнувшись в очередной раз ядом ревности.
– Что? – ошарашенно выдохнула она, округлив свои глазищи, меня же понесло.
– То! Я тебя насквозь вижу. Что, решила заставить ревновать?
– Ты совсем больной? Что ты несёшь? – взвилась она и тут же набросилась в ответ. – А ты зачем свою Алису вызвал?
– Ну, я же вроде как жениться на ней собираюсь, а кому, как не будущей жене быть рядом в такой сложный момент?! – насмешливо протянул, зная, что задену за живое.
– Вроде как? – сыронизировал Чайка, ничем не выдав своих эмоций. – И это твой ответ?
– А что? Неужели ты повелась на тот панический бред? – ударил я со всей дури по больному, не в силах держать в себе боль. Мне хотелось, чтобы ей было так же, как и мне хреново, чтобы её так же, как и меня сжигала ревность, чтобы она понимала, каково это – разочаровываться: когда тебя поманят мечтой и на твоих же глазах разрушат её, как она когда-то разрушила наши.
И да, она застыла, лицо стало мёртвено бледным, губы задрожали, а глаза загорелись, как огоньки, выдавая её агонию.
– Зачем ты так? Тебе от этого легче? Если да, то я стерплю…– тихо произносит, выбивая у меня почву из-под ног своей откровенностью.
– А если нет?
– Тогда уходи. Уходи и продолжай жить так, как ты жил все эти годы, – бросает, задыхаясь от слёз.
– И это всё? Всё, что ты хотела мне сказать? – разозлился я, сам не понимая, чего жду от неё.
– Нет. Но если для тебя то, что мы пережили – ничего не изменило, то что толку? Что изменится, если я скажу, что люблю тебя больше жизни? Что не было ни дня, чтобы я не думала о тебе, чтобы не сожалела, чтобы не молила Бога о твоём прощении? Что изменится?
Я промолчал. Она же усмехнулась, не замечая текущих по щекам слёз.
– Верно, ничего. Мои слова ведь для тебя ничего не значат. А ты дал мне шанс хоть как-то доказать их на деле? Ты дал мне хоть единую возможность? Ты же живьем меня закопал и все эти годы спокойно смотрел, как я подыхаю без тебя. Но стоило только мне попробовать жить, как ты тут же зашевелился, как у тебя взыграло! А что я такого сделала? Что опять я сделала не так? Нашла мужика? А ты хотел, чтобы я всю жизнь смотрела на вас с Алисой и сходила с ума от ревности и боли? Этого ты хотел? Так я смотрела! Пять лет смотрела и лезла на стены! Пять лет! Тебе мало, Олег? По-твоему, я недостаточно наказана?
Я не мог ответить, в горле встал ком, в груди пекло, я задыхался от рвущих меня на части эмоций. Развернувшись, направился к двери, не в силах смотреть в её потухшие глаза, не в силах слушать всё это… Но она не позволила сбежать.
– Олег,– раздался её дрожащий, отчаянный голосок, когда я взялся за ручку. – Пожалуйста… Не поступай так снова. Я тебя прошу! Пожалуйста, Олеж… Дай нам шанс. Я не могу без тебя, – разрыдалась она, а у меня внутри всё перевернулось.
Боже! Что я творю? Что пытаюсь доказать и кому? Какая уже к чёрту разница, с кем она спала, сколько врала или изменяла? Я ведь люблю её! Пусть не моя больше, пусть неверная, пусть лгунья, шлюха – да кто угодно, а я все равно люблю. Люблю, несмотря ни на что! Так какого же…? Главное ведь, что живая, а остальное… Да к херам это остальное! Она мне нужна, ибо я тоже…
Я тоже не могу без неё!
С этими мыслями медленно отпускаю ручку и повернувшись, встречаюсь с отчаянным взглядом, от которого так невыносимо становится, что не выдерживаю, отвожу свой.
Янка судорожно втягивает воздух, замирает, а я не знаю, что сказать. Да и надо ли что-то говорить?
Смотрю на неё такую… родную, такую любимую, единственную на свете и понимаю, что хочу видеть её счастливой. Хочу, чтобы вульгарно хохотала на всю Ивановскую, как только она умеет, хочу, чтобы выдавала какие-нибудь милейшие глупости в своем стиле, спорила со мной, бесконечно писала свои дурацкие смс-ки, слала провокационные фото, ругалась из-за работы, стонала на весь дом… Хочу, чтобы мы вместе воспитывали нашего сына, делили радость и горе, взлёты и падения. Хочу, чтобы мы просто жили. И если для этого надо отринуть гордость, самолюбие и принципы, что же, значит так и поступим, ибо жизнь гораздо ценней, а счастье вообще бесценно. И порой, ради него приходиться жертвовать всем.
Думая об этом, я направился к ней – женщине, воплотившей в себе мое счастье, одновременно став моим наказанием за все грехи. У Янки задрожали губы, а из глаз вновь потекли слёзы.
– Прости меня, малыш! Я… придурок я! Ты была права с самой первой встречи, – заключив её прекрасное лицо в ладони, прошептал я, она покачала головой и улыбнувшись, поцеловала мою ладонь.
– Знаю, но я всё равно люблю тебя, – так же шёпотом отозвалась она. Видимо, как и я боясь, разрушить этот такой хрупкий, странный миг.
– А я-то надеялся, ты скажешь: «Что ты?! Ты у меня самый лучший на свете!», – пошутил я, ласково обрисовывая её идеальные черты.
– А ты у меня? – уточнила она, заглянув мне в глаза, с надеждой ожидая ответа.
Я усмехнулся и склонившись, коснулся её солёных губ нежным поцелуем, выдыхая:
– А у кого же ещё?
– Тогда, конечно, самый лучший на свете, – улыбнулась она и углубила поцелуй.
Глава 3
«Пусть будет больно, пусть невыносимо, но только так – через страдания обретается покой и счастье. И ты будешь счастливой, будешь. И однажды поймешь, что эти хождения по мукам были не зря.»
(с) Яна
