В первой фигурирует офицер в чине полковника. Согласно легенде, Дурова «близко познакомилась с ним», хотя он был женат. Когда полк уходил из Сарапула, она, будучи не в силах совладать со своей страстью, «переодевшись в солдатское платье, поступила к нему денщиком-конюхом и под этой личиной жила потом в его доме на Дону».
Во второй версии Блинов уже ведет речь о молодом офицере в чине есаула (соответствует капитану армии. – А.Б.). Вроде бы он не был женат. Надежда Андреевна «сошлась с ним, отчего, очевидно, и произошли те семейные несогласия, после которых она, переодевшись в казачий мундир, бежала из дома со своим возлюбленным». Намерения у них были серьёзные, но родственники казака не одобрили его выбор, потому ей и пришлось уйти в армию.
Формулярные списки офицеров и урядников Донского казачьего майора Балабина 2-го полка за 1803–1806 гг. сохранились полностью. Есаулов в этом полку, состоявшем из пяти сотен, было всего два: Гаврила Ефремович Кичатов, из казачьих детей Войска Донского, 38 лет от роду, женатый, имеющий четырёх детей, и Илья Михайлович Трофименко, из штаб-офицерских детей Войска Донского, тоже 38 лет от роду, тоже женатый, но имеющий одного сына.
Как видно из этих записей, ни тот, ни другой есаул по своим биографическим данным не подходит под описание Блинова, опубликованное в журнале «Исторический вестник». Полковником же, скорее всего, назван командир полка майор Степан Федорович Балабин 2-й (родился в 1759-м или по другим данным – в 1763-м, умер в 1818-м). Но он, его жена и старший сын Филип, дом Балабиных в станице Раздорской достаточно подробно описаны самой «кавалерист-девицей», которая была очень признательна этим добрым людям за помощь в осуществлении её «гигантского замысла», за гостеприимство, оказанное ей (она прожила у Балабиных около трех месяцев).
Какие отношения в действительности связывали командира казачьего полка и дочь сарапульского городничего Надежду, по мужу Чернову? Почему он взял её с собой на Дон и поселил в своём доме? Почему помог «дойти до места, где стояли регулярные полки» и даже пытался по дороге устроить на службу в Брянский мушкетёрский полк генерала Лидерса? Наконец, почему Надежда Андреевна в книге не назвала ни имени своего благодетеля, ни его фамилии, а лишь указала первую ее букву?
На эти вопросы нет ответов.
Как правильно пишет она в своей книге, Степана Федоровича Балабина в ноябре 1806 года назначили командиром другого полка – Атаманского – и произвели в подполковники. Полковником Балабин стал позже – в 1810 году. Он доблестно сражался с французами в 1807, 1812, 1813–1814 гг. Был ранен, два раза награждён орденом Святого Георгия (4-й и 3-й степени) и за отличие в бою при Суассоне во Франции пожалован в генерал-майоры.
Балабин был женат на дочери священника Доминике Васильевне. Вот ее портрет, нарисованный «кавалерист-девицей»: «Это была женщина средних лет, прекрасная собою, высокого роста, полная, с черными глазами, бровями и волосами и смугловатым цветом лица. Свежие ее губы приятно улыбались всякий раз, когда она говорила. Меня она очень полюбила и обласкала; дивилась, что в такой чрезвычайной молодости отпустили меня родители мои, как она говорила, скитаться по свету…»
Ясно, что отношения гостьи из Сарапула и хозяйки дома в станице Раздорской отличались теплотой и задушевностью. Вероятно, у Доминики Васильевны не имелось никаких поводов ревновать дочку городничего к своему мужу. Сам он в это время много разъезжал по Дону, готовя к новому походу вверенную ему воинскую часть.
Атаманский полк считался во Всевеликом войске Донском элитным. В нем служили лучшие офицеры и лучшие рядовые. Создан он был в 1775 году по представлению тогдашнего войскового атамана А. И. Иловайского, дабы, «будучи всегда в особом присмотре и попечении атамана, исправностью своею во всех нужной казацкой службе оборотах, служить мог образцом для всех прочих полков». Атаманцы приняли активное участие во второй русско-турецкой войне и отличились при осаде и взятии крепостей Очаков, Бендеры, Измаил, в полевом сражении при Мачине. В начале XIX века полк состоял из десяти сотен (136 офицеров и урядников, 1094 рядовых). К обмундированию, снаряжению и вооружению чинов здесь предъявляли повышенные требования.
«Все казаки Атаманского полка тогда носили бороды, и у всех бороды были почти до пояса. – сообщает автор истории Атаманского полка П. М. Краснов. – Одеты казаки были в голубые куртки и шаровары, на голове – черные бараньи шапки. Подпоясаны они были широкими патронташами из красного сафьяна, за которыми имелось по два пистолета, за плечами – длинное ружье, на ремне – нагайка со свинцовой пулей на конце. Еще из оружия – сабля, пика. Люди были подобраны все высокого роста, плотного телосложения, черноволосые…»
Где-то в середине декабря 1806 года Балабин получил приказ с Атаманским полком выступить в поход к западным границам России. Это известие очень обрадовало Надежду Андреевну. Пребывание на Дону, пусть и весьма приятное, уже тяготило ее.
«Теперь я казак! – восклицает она в своей книге. – В мундире, с саблею; тяжелая пика утомляет руку мою, не пришедшую еще в полную силу. Вместо подруг меня окружают казаки, которых наречие, шутки, грубый голос и хохот трогают меня! Чувство, похожее на желание плакать, стеснило грудь мою! Я наклонилась на крутую шею коня своего, обняла ее и прижалась к ней лицом!.. Лошадь эта была подарок отца! Она одна осталась мне воспоминанием дней, проведенных в доме его! Наконец борьба чувств моих утихла, я опять села прямо и … поклялась в душе никогда не позволять воспоминаниям ослаблять дух мой, но с твердостию и постоянством идти по пути, мною добровольно избранном… Как теперь я весела от утра до вечера! Воля – драгоценная воля! – кружит восторгами голову мою от раннего утра до позднего вечера! Но как только раздастся мелодическое пение казаков, я погружаюсь в задумчивость, грусть налегает мне на сердце, я начинаю бояться странной роли своей в свете, начинаю страшиться будущего!..»
Этот страх будущего имел под собой основание.
В доме Балабиных произошел один инцидент, который немало огорчил героиню и заставил ее задуматься о том, как будут воспринимать люди Александра Васильевича Соколова (этим именем в память своего кумира – великого русского полководца Александра Васильевича Суворова – назвалась Дурова, покинув дом отца).
Горничная Доминики Васильевны заподозрила, что дворянин Соколов – переодетая женщина, и прямо обратилась к ней со словом «барышня». Когда Надежда Андреевна, обрезав косы, перед зеркалом в ночь побега примеряла темно-синий казачий чекмень на крючках и шаровары с широкими красными лампасами, то ей казалось, что это никому и в голову не придет.
Теперь же стало ясно ее заблуждение. «Я очень видела, что казачий мундир худо скрывает разительное отличие мое от природных казаков; у них какая-то своя физиономия у всех, и потому вид мой, приемы и самый способ изъясняться были предметом их любопытства и толкования; к тому же, видя себя беспрестанно замечаемою, я стала часто приходить в замешательство, краснеть, избегать разговоров и уходить в поле на целый день даже и в дурную погоду…»
«Приемы и самый способ изъясняться», то есть манеру поведения, Дурова могла изменить и впоследствии изменила. Например, она научилась курить трубку, стоять, уперев руки в бока, сидеть, закинув ногу на ногу, что для женщины светского общества тогда считалось верхом неприличия. Внешний вид изменить было невозможно, и Надежда Андреевна потом не раз в своей армейской жизни попадала в сложные ситуации. Дело в том, что она совсем не была похожа на мужчину, не относилась к тому типу женщин, которых теперь называют «маскулизированными», то есть мужеподобным.
