Согласно желанию Павла Петровича, оба полка получили устройство средневековой польской кавалерии. Первую шеренгу в каждом эскадроне составляли «товарищи», вооруженные пиками и саблями, вторую шеренгу – «шеренговые», вооруженные пистолетами и саблями. «Шеренговые» как бы являлись оруженосцами «товарищей». По штатам в Польском полку было два батальона, в каждом батальоне – пять эскадронов, всего: 50 штаб– и обер-офицеров, 10 наместников (вахмистров), 10 штандарт-юнкеров, 10 поднаместников (квартермистров), 40 унтер-офицеров, 20 трубачей, 500 «товарищей» и 500 «шеренговых». Особое положение полка подчеркивали его мундиры, похожие на польскую национальную одежду.
При воцарении Александра I суммы, отпускаемые на содержание полка, были уменьшены. В качестве «подъемных» каждому завербованному «товарищу» вместо 75 рублей выдавали 50, на верховую лошадь вместо 60 рублей – 40. Изготовление форменной одежды, вид которой также изменился, было централизовано: сукно, подкладочную ткань, кожу, пуговицы закупали на весь полк, шили мундирные вещи на полковой швальне (портняжной мастерской) сами солдаты. В полк стали принимать не только выходцев из Литовской губернии. Командованию разрешили вести набор людей свободно в тех городах и селах, где в данный момент квартировали эскадроны. На это выделялись специальные средства из расчета 8 рублей 40 копеек ассигнациями на одного вновь завербованного. Это была не такая уж маленькая сумма (пуд хлеба тогда стоил 1 рубль, бутылка хорошего столового вина – 30–50 копеек). Так что в Гродно коннопольцы пили и щедро угощали других на казенные деньги.
В 1803 году шефом Польского полка стал генерал-майор Петр Демьянович Коховский (1769–1831), который занимал эту должность до 1816 года. Он происходил из дворян Смоленской губернии, службу начинал в лейб-гвардии Конном полку вахмистром в 1787 году, через год был произведен в корнеты. Будучи волонтером, Коховский участвовал в штурме Измаила в 1790 году, в полевом сражении под Мачином, в 1792 и 1794 гг. воевал с поляками под командованием А. В. Суворова. Полковником стал в 1798 году, а в 1803-м – генерал-майором.
Полковым командиром был назначен полковник Сергей Николаевич Ланской (1774–1814 гг.), из дворян Галичского уезда Костромской губернии. Эскадронами в 1807–1808 гг. командовали: штабс-ротмистр, с октября 1807 года ротмистр Галиоф 1-й, майор Куницкий, майор Мелех, майор Орловский 1-й, подполковник Цугер, ротмистр Каземирский, майор Голенищев-Кутузов, майор Махневич, подполковник Буняковский.
Несмотря на опасение С. Ф. Балабина («…вас могут и вовсе не принять…»), Надежда Андреевна 9 марта 1807 года стала «товарищем» конного Польского полка под именем Александра Васильевича Соколова. Правда, в книге она почему-то написала, что назвалась Дуровым. Также она не сообщила никаких других деталей своей вербовки, хотя они довольно интересны. Видимо, героиня не знала, что ее первый формулярный список сохранился в архивах.
Судя по этому списку, в полку она рассказала о себе следующее: что ей 17 лет, что она из дворян Пермской губернии Пермского уезда и крестьян не имеет, что свидетельства о дворянстве у нее при себе нет. Как это и положено, при вербовке был измерен ее рост (2 аршина 5 вершков, то есть примерно 165 см) и составлено описание внешности: «Лицом смугл, рябоват, волосы русые, глаза карие».
Человеком, который после некоторых колебаний все же принял переодетую женщину на военную службу, был ротмистр Мартин Валентинович Каземирский. В книге Дурова описала его коротко, но выразительно: «Ротмистр Каземирский, лет около пятидесяти, имеет благородный и вместе с тем воинственный вид; добродушие и храбрость дышат во всех чертах приятного лица его…». Далее она дополнила этот портрет: «Каземирский сам был от колыбели кавалерист; ему очень понравилась моя привязанность к наилучшему товарищу в военное время…» (речь идет о ее лошади Алкиде. – А.Б.). Ротмистр в знак своего расположения к рекруту Соколову пригласил юного солдата запросто бывать у него: «Проведя все утро на ученье, обедать иду к Каземирскому; он экзаменует меня с отеческим снисхождением, спрашивает, нравятся ли мне мои теперешние занятия и каким нахожу я военное ремесло…»
Зная систему отношений между нижними чинами и офицерами Российской императорской армии, такое даже трудно себе представить. Но возможно, что традиции полка, где служили рядовыми дворяне («их дворянство легко, как пух», заметила Дурова в одном из своих произведений), да еще и соотечественники (поляки), были несколько иными, более демократичными.
Мартин Валентинович Каземирский служил офицером в Польском полку со дня его образования, то есть с осени 1797 года. В документах полка за 1799–1800 гг. имеются его формулярный и кондуитский списки. Из них ясно, что Надежда Андреевна не совсем точно указала возраст своего покровителя. В 1807 году ему было не 50 лет, а 38–39.
По именным спискам, месячным рапортам и ведомостям Польского уланского полка за 1811–1813 гг. можно установить, что Каземирский продолжал служить в нем и в мае 1811 года получил чин майора, по-прежнему командуя эскадроном.
В боевых действиях Отечественной войны 1812 года Мартин Валентинович участия не принимал, а командовал двумя запасными эскадронами полка, расквартированными в Риге. В августе 1813 года он заболел и спустя два месяца умер на мызе Сивечен недалеко от Риги. Его вдова, не имея никаких средств к существованию, в конце 1813 года обратилась к императору Александру I с прошением о назначении ей пенсии. Таковая пенсия в размере годового майорского жалованья ей была назначена…
Как бы хорошо ни относился ротмистр Каземирский к «товарищу» Соколову, Дуровой все равно предстояло пройти своеобразный «курс молодого бойца». Пребывание в рекрутах, особенно в кавалерийских полках, могло растянуться и на год-полтора из-за трудностей в обучении строевой верховой езде. Но этими навыками она уже владела. Привыкать пришлось к строгому распорядку дня армейской жизни, к жесткой субординации, к самой солдатской службе, учиться уходу за лошадью, обращению с оружием, строевым эволюциям как одиночным, так и групповым. На это ушло два месяца: с начала марта до начала мая 1807 года.
«Всякий день встаю я на заре, – писала об этом периоде Надежда Андреевна, – и отправляюсь в СБОРНЮ (изба или сарай, где учили молодых солдат. – А.Б.); оттуда все вместе идем в конюшню; уланский ментор мой хвалит мою понятливость и всегдашнюю готовность заниматься эволюциями, хотя бы это было с утра до вечера. Он говорит, что я буду молодец…»
Зимой побудку в полках кавалерии играли в 5 часов утра, летом – в 6 часов. Прежде всего солдаты должны были позаботиться о своих четвероногих боевых товарищах. Надев кителя из сурового коломенка (плотная полотняная ткань, похожая на парусину) и суконные фуражные шапки, они отправлялись на конюшню и сначала убирали там навоз, потом чистили лошадей. Чистка продолжалась час. Она была не только гигиенической процедурой, но и своеобразным общением с животным. Завершалась чистка водопоем и дачей овса. После этого солдаты шли умываться и завтракать.
Часам к 8–9 конники выходили на учения – конные или пешие, с оружием или без него. Занятия продолжались до полудня. Затем следовал обед. С 2 часов дня до 6 часов вечера у военнослужащих было свободное время. В 6 часов по сигналу трубы начиналась вторая чистка лошадей, которая также длилась час, затем – водопой, дача овса и ужин для солдат. В 9 часов вечера в полках играли «вечернюю зорю», и на том рабочий день кавалериста заканчивался.
