Согласно «Табели мундирным, амуничным и оружейным вещам гусарских полков», конфирмованной 30 апреля 1802 года, офицеры должны были иметь ментик (ментию), доломан (дулам) и чакчиры одного цвета с рядовыми, но ментик – с опушкой из серых крымских мерлушек (т. е. каракулевой), а шнуры, галуны и пуговицы – золотые или серебряные, смотря по цвету прибора (желтого или белого), присвоенного данному полку. С 1803 года строевым головным убором являлся кивер – шапка цилиндрической формы высотой до 22 см, сделанная из черного фетра (или из кожи, или картона, обшитая черным сукном) и украшенная кистями и шнурами, у офицеров – из серебра, черного и оранжевого шелка.
Вне службы офицеры носили темно-зеленые вицмундиры одного покроя с пехотными офицерскими, но с гусарскими обшлагами и воротниками. При виц-мундире надевали не кивера, а обыкновенные армейские треугольные шляпы, темно-зеленые панталоны и гусарские сапоги с твердыми голенищами, впереди вырезанными «сердечком», и с привинтными шпорами. Зимой поверх мундира надевали шинель из серо-голубого сукна со стоячим воротником и пелериной длиной до локтя. Шинель можно было поставить на шелковую подкладку, а можно было подбить мехом.
Сохранившиеся до наших дней в фондах разных музеев (Государственный исторический музей в Москве, Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге) предметы гусарской униформы начала XIX века дают точное представление об облике корнета Мариупольского гусарского полка Александра Андреевича Александрова.
Вот, например, доломан, или дулам, как его нередко называли.
Именно с него начинали пошив форменной одежды для гусара. Доломан должен был «сидеть» на человеке, как перчатка. Чтобы добиться этого, сукно растягивали по фигуре, применяя увлажнение и утюжку. Кроме того, особую роль играли два спинных шва. Только правильно определив их соотношение и кривизну, можно было «посадить» мундир на человека. Делали это следующим образом: заказчик надевал сметанную вчерне куртку, а портные, скалывая детали булавками, прибавляли или убирали ткань, чтобы обтянуть доломан плотно по его фигуре.
Дурова пишет, что ее мундир «был сшит прекрасно». Значит, мастера в Вильно были профессионалами в своем деле. Остается только догадываться, к каким ухищрениям пришлось прибегать Надежде Андреевне, чтобы скрыть некоторые особенности женской фигуры, и сколько денег она заплатила портным не только за шитье, но и за молчание.
С 1802 по 1809 год доломаны в Мариупольском полку были из белого сукна с воротниками, обшлагами, пуговицами, шнурами и галунами желтого цвета, ментики – из синего сукна, чакчиры – из белого. Если на форменную одежду нижних чинов шло отечественное сукно грубой выделки ценою по 84 копейки за аршин, то офицеры могли покупать английское очень тонкой выделки и стоимостью от 10 до 12 рублей за аршин. Не приходится сомневаться в том, что «кавалерист-девица», пошила все вещи из английского сукна (деньги, подаренные августейшим покровителем, позволяли), отчего ее «гусарское одеяние блистало вкусом и богатством».
Впрочем, впечатление роскоши и богатства оставлял любой офицерский доломан, ведь он по своей отделке был настоящим произведением декоративного искусства. Для его украшения применялись самые разные материалы: шнур толщиной 3–5 мм, крученый или сплетенный «косичкой» (всего на мундир уходило до 70 метров); галун шириной 22 мм (его требовалось до 15 метров); шейтаж, или шеташ (плоский тонкий шнур, сплетенный «елочкой», до 7 метров); крученая бахрома длиной до 22–25 мм (примерно 5 метров), а также особые гусарские пуговицы, сферические (полые внутри или литые) и полусферические, на длинных «ножках»-петельках.
Надежда Андреевна настолько увлеклась пошивом своего первого офицерского мундира, что совсем забыла о покупке верховой лошади. Между тем офицерам кавалерии тогда надо было иметь как минимум трех собственных лошадей: одну для себя, в строй, одну – для денщика, так называемую заводную, то есть запасную, одну – вьючную. Еще во времена императора Павла I было решено «для облегчения гг. офицеров в издержках» выдавать им одну верховую лошадь от казны. Дурова рассчитывала получить ее в полку, но оказалось, что это не так просто.
В феврале 1808 года свободных казенно-офицерских лошадей в Мариупольском гусарском полку не имелось. Для того чтобы приступить к выполнению своих служебных обязанностей, «кавалерист-девице» пришлось срочно купить в долг верховую лошадь у одного из офицеров ее эскадрона 28-летнего штабс-ротмистра Ивана Ивановича Мальченко. Он, можно сказать, воспользовался трудным положением корнета Александрова с большой выгодой для себя и продал ему солдатскую или даже упряжную лошадь (согласно инструкции ее стоимость не превышала 40 рублей) по цене офицерской – за 100 рублей серебром, или 400 рублей ассигнациями.
На первом же смотре эта покупка обошлась Дуровой еще дороже. На глазах у командира дивизии генерал-лейтенанта графа Суворова Мальченковский конь не захотел встать на место командира взвода перед шеренгой солдат, а понес свою хозяйку через поле обратно на конюшню. Дело в том, что по уставной схеме построения кавалерийского полка при атаках и походных движениях офицерам надлежало занимать отдельные места вне солдатских шеренг и колонн. Поэтому выездка офицерских лошадей была более сложной, к их породным качествам и экстерьеру предъявляли более высокие требования.
Во второй половине XVIII столетия командному составу кавалерии даже не разрешали покупать строевых лошадей дешевле 60–70 рублей серебром. В царствование Александра I никаких официальных установлений на этот счет уже не существовало. Офицеры, приобретая для себя лошадей, руководствовались разными соображениями, и часто для них это был вопрос собственного престижа.
Почему И. И. Мальченко сыграл злую шутку с новым офицером, будущим своим товарищем, – непонятно. Видимо, он принял корнета Александрова за богача из-за его отлично сшитого мундира и решил сорвать с юнца хороший куш. Ведь такой мундир Мальченко справить себе не мог. Он жил на офицерское жалованье. Согласно формулярному списку, Иван Иванович происходил из дворян Слободско-украинской губернии Ахтырского уезда, но собственных крепостных крестьян не имел.
Надежда Андреевна уступила. Лошадь она у Мальченко взяла, хотя и понимала, что она – плохая и офицеру не подходит. Деньги «кавалерист-девица» попросила у царя. Вскоре из Санкт-Петербурга ей прислали нужную сумму. Так что штабс-ротмистр уверился в своем предположении относительно отличного финансового состояния корнета Александрова, однако больше подобных «номеров» с ним не проделывал.
Сам Мальченко являлся весьма типичной фигурой для офицерского состава Мариупольского полка. Службу он начал в 1792 году подпрапорщиком в Екатеринославском егерском корпусе, через два года перевелся в Мариупольский легкоконный полк и здесь получил первый офицерский чин корнета. Поручиком он стал в 1802 году, штабс-ротмистром – в январе 1807 года, ротмистром – в 1810-м. Вместе с полком Иван Иванович участвовал в 1794 году в походе в Польшу, в 1805 году – в походе в Австрию. Здесь он отличился в сражении под Аустерлицем и был награжден орденом Св. Анны 3-й степени. В 1806 го ду был с полком при сдаче крепости Хотин, в 1807 году сражался в Пруссии против французов и опять получил награду – золотую саблю с надписью: «За храбрость».
