Примерно полтора месяца: с конца июня до первых чисел августа 1813 года офицером кавалерийских резервов являлась и Дурова. Она получила в командование эскадрон в 150 голов лошадей и 40 нижних чинов, расположенный около города Лаишина Гродненской губернии. Надежда Андреевна весьма подробно рассказала об этом в книге: «Теперь июль; в течение длинного летнего дня я ни на минуту не соскучиваюсь, встаю на заре в три часа, то есть просыпаюсь, и тогда же улан приносит мне кофе, которого выпиваю стакан с черным хлебом и сливками. Позавтракав таким образом, иду осматривать свою паству, размещенную по конюшням; при мне их ведут на водопой; по веселым бодрым прыжкам их вижу я, что уланы мои следуют примеру своего начальника: овса не крадут, не продают, но отдают весь этим прекрасным и послушным животным; вижу, как формы их, прежде искаженные худобой, принимают свою красивость, полнеют, шерсть прилегает, лоснится, глаза горят, уши, едва было не повисшие, начинают быстро двигаться и уставляться вперед; погладив и поласкав красивейших из них, приказываю оседлать ту, которая веселее прыгает, я еду гулять…»
Судя по этому отрывку, Надежда Андреевна занималась не подготовкой личного состава, а строевыми лошадьми. Дело в том, что в начале 1813 года правительство России столкнулось с большими трудностями при пополнении регулярной конницы верховыми лошадьми. Это было следствием Отечественной войны 1812 года, когда разорению подверглись западные губернии империи: Гродненская, Минская, Витебская, Литовская, Смоленская, традиционно поставлявшие в армию конский состав. Императору Александру I пришлось даже разрешить жителям Подольской и Волынской губерний вместо рекрут сдавать в армию лошадей.
Кроме того, по распоряжению Военного министерства специально откомандированные офицеры-ремонтеры ездили по российским деревням и городам, пострадавшим от французского нашествия, и собирали там строевых лошадей, брошенных во время отступления армии и при боевых действиях: раненых, больных, изнуренных длительными переходами. Их объединяли в резервные эскадроны численностью от 100 до 150 голов и отправляли на откорм и лечение под присмотром опытных офицеров-кавалеристов…
В свой полк Дурова прибыла в августе 1813 года, перед походом в Польшу. Она узнала, что в воинской части произошли большие изменения. Теперь в каждом полку кавалерии насчитывалось 6 действующих эскадронов и 1 резервный. Из старых сослуживцев по эскадрону Скорульского «кавалерист-девица» нашла в полку лишь корнета Семена Торнезио. Ее любимый командир ротмистр Петр Подъямпольский тяжело заболел в феврале 1813 года и остался на излечении в местечке Лович. Поручик Петр Чернявский находился в отряде генерала Корфа, действовавшем в Пруссии. Да и самого эскадрона не существовало: при переформировании полка всех офицеров, унтер-офицеров и рядовых, уцелевших после летних боев с французами, перемешали с вновь прибывшим пополнением.
Зато уже не было в Литовском уланского полку и главного обидчика «кавалерист-девицы» – подполковника О. О. Штакельберга. В арьергардном бою он получил огнестрельную рану и уехал на лечение. Полком стал командовать подполковник Григорий Михайлович Лопатин, 32-х лет от роду, из дворян Белорусской губернии Полоцкого уезда, где «за отцом его 75 душ крестьян мужска пола», холостой. Военную службу Лопатин начал в 1800 году. Он поступил подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк, через два года стал там офицером. В 1805 году вместе с однополчанами Григорий Михайлович совершил поход в Австрию и отличился в сражении при Аустерлице. В 1807 го ду за сражение у Фридланда поручик Лопатин получил Золотую шпагу с надписью: «За храбрость». В марте 1810 года он, произведенный в подполковники, перевелся из гвардии в Литовский уланский полк.
Поручик Александров по новому полковому расписанию в 1813 году попал в эскадрон полкового командира подполковника Лопатина. Судя по воспоминаниям Надежды Андреевны, Лопатин относился к ней очень хорошо. Он вообще был человеком мягким, бесконфликтным и в то же время деятельным. В отличие от Тутолмина, Лопатин не побоялся взять на себя командование воинской частью, расположением высшего начальства не пользующейся и как бы неблагонадежной.
Более того, он старался переломить это негативное отношение к литовским уланам, которые в Заграничном походе русской армии верой и правдой служили своему Государю. Они отлично действовали при осаде крепости Модлин в Польше в августе – октябре 1813 года, затем походом прошли по Силезии и Богемии и с декабря 1813 года находились у города Гамбурга.
Боевые действия здесь отличались большим ожесточением. Оборону держал корпус маршала Даву в количестве 36 тысяч человек с артиллерией в 300 пушек. Город был превосходно подготовлен к осаде и имел более двадцати хорошо оборудованных бастионов. Первую попытку овладеть крепостью союзные войска – русские и немецкие – предприняли 4 января 1814 года и были повсюду отбиты. Еще раз они пошли на приступ 20 января и хотели овладеть укреплениями Гаарбурга, находящегося на левом берегу Эльбы, напротив Гамбурга, однако потеряли 400 человек убитыми и вернулись на свои позиции ни с чем. В феврале опять было два штурма, окончившихся безрезультатно.
Даву капитулировал лишь 5 мая, узнав об отречении Наполеона. После снятия осады с города Гамбурга подполковник Лопатин подал вышестоящему начальству рапорт на 20 листах. Он подробно описал в нем действия солдат и офицеров Литовского уланского полка при четырех штурмах города, указал число убитых, раненых, пропавших без вести, особо подчеркнув, что за период с декабря 1813 года по май 1814 года побегов в полку не было. Также Лопатин сообщил, что в 1812–1813 г. нижние чины не получили НИ ОДНОГО знака отличия Военного ордена, и дал список офицеров, «в кампании 1812 года достойные подвиги оказавших, но за оные вовсе не награжденных».
В этом списке было 18 человек.
Оказалось, что в полку, принимавшем активное участие в боевых действиях Отечественной войны 1812 года, строевые офицеры получили всего десять наград. Лопатин выражал надежду, что его представление теперь будет «рассмотрено надлежащим образом» и несправедливость, допущенная по отношению к храбрым литовским уланам, устранена.
Подполковник Лопатин был прав. Награждения за 1812–1814 гг., полученные в других кавалерийских частях, свидетельствуют, что несправедливость тут и впрямь имела место. Например, в Мариупольском гусарском полку за данный период времени нижним чинам было роздано около 180 знаков отличия Военного ордена, 28 обер-офицеров получили награды (в основном ордена Св. Анны 3-йстепени и Золотые сабли с надписью: «За храбрость») все штаб-офицеры имели по 2–3 ордена, в том числе 3 человека – орден Св. Георгия 4-й степени.
Однако можно сказать, что рапорт Лопатина остался без должного рассмотрения. Из всего списка офицеров, им представленного, ордена за кампанию 1813–1814 гг. получили двое: штабс-ротмистр Ржонсницкий 1-й (орден Св. Владимира 4-й степени) и корнет Назимов 1-й (орден Св. Анны 3-й степени). Сам Лопатин был награжден прусским орденом «Pour le Merite», его также произвели в полковники и откомандировали в другую дивизию.
В первых числах января 1816 года состоялся Высочайший приказ о назначении командиром литовских улан полковника лейб-гвардии Гусарского полка Чеченского. Вскоре он прибыл в Литовский уланский полк, находившийся тогда в городе Великие Луки Псковской губернии. Появление этого человека имело для полкового офицерского общества далеко идущие последствия.
