После своего успешного дебюта в «Современнике» Надежда Анреевна, естественно, вошла в пушкинский круг литераторов. Но она была далека от борьбы литературных партий. Потому, нисколько не задумываясь о том, будет это приятно Пушкину или нет, она отдала рукопись «Игра Судьбы, или Противозаконная любовь» его конкуренту, в журнал «Библиотека для чтения». Его редактор Сенковский согласился купить произведение на выгодных для автора условиях: заплатил сразу, еще до публикации, и по самой высшей ставке. Повесть вышла в журнале в 1837 году (т. 23, кн. 1) под названием «Елена, Т-ская красавица». На этом сотрудничество Дуровой с «Библиотекой для чтения» не кончилось. Редакция приобрела еще одну ее рукопись – повесть «Граф Маврицкий», которая тоже появилась в журнале, но уже в конце 1857 года (т. 27, кн. 1).
Надежда Андреевна находилась в Петербурге, когда произошла дуэль Пушкина с поручиком Кавалергардского полка Дантесом. Некоторые исследователи задавались вопросом: почему Дурова, столь подробно описав свое знакомство и встречи с великим поэтом в книге «Год жизни в Петербурге…», ни словом не обмолвилась о его дуэли в этой книге. Сегодня мало кто знает о том, что правительство запретило тогда сообщать в печати о причинах смерти великого поэта и публиковатьть некрологи. Даже Жуковский в своей короткой заметке «Последние минуты Пушкина», помещенной в пятом номере «Современника» (1837 год), был вынужден изъять слова «дуэль» и «рана», отчего смерть поэта воспринималась как следствие какой-то таинственной болезни.
Само собой разумеется, что Дурова знала об этом. И она придумала свой способ почтить память человека, благословившего ее на литературное поприще, оказавшего ей неоценимую помощь и поддержку в начале этого пути. К годовщине смерти Пушкина она написала повесть «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения». И, заключив договор с типографией, самостоятельно издала ее. Эта книга вышла в начале 1838 года и стала ПЕРВЫМ В РОССИИ большим произведением, в котором рассказывалось о Пушкине, его журнальной деятельности и творчестве.
Фактически, кроме самого автора, главным персонажем повествования выступал именно великий поэт. Только он и был назван здесь по имени, отчеству, фамилии. Все остальные петербургские жители, с которыми сталкивалась героиня, обозначались лишь инициалами. Такое малое значение они имели для Дуровой рядом с гением русской литературы. Каким-то образом она сумела обойти все рогатки строгой цензуры и выпустила книгу, в которой не было лишь упоминания о смерти поэта.
Возможно, немалую роль в этом сыграло ее личное знакомство с председателем Цензурного комитета князем Михаилом Александровичем Дондуковым-Корсаковым (1794–1869). В его доме «кавалерист-девицу» все принимали как свою. Бывало, она по нескольку дней гостила в семье Дондуковых-Корсаковых и в книге «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения» сердечно отозвалась об этих людях, противопоставив их холодному расчетливому «высшему свету».
Забрав экземпляры новой книги из типографии, Надежда Андреевна, как и ранее, сама занялась ее распространением и развозила по знакомым, которых у нее с лета 1836 года в столице было немало. Книга шла нарасхват. Никто не забыл Пушкина, а молчание его друзей, издателей журналов, признанных литераторов, публике казалось странным. Дурова вернула его в свет персонажем книги, и любой, знавший его, мог прибавить к этому портрету собственные воспоминания.
Следующие три года стали для Надежды Андреевны периодом напряженной литературной работы. Она писала неустанно, печаталась в журналах, выпускала отдельные книги и подготовила собрание собственных сочинений в четырех томах.
В 1840 году Надежда Андреевна издала в Петербурге, в типографии штаба Отдельного корпуса внутренней стражи три новых повести: «Клад» (225 с), «Угол» (268 с.) и «Ярчук – собака духовидец» (в двух частях: 142 с. и 161 с). В журнале «Отечественные записки» она поместила рассказ «Два слова из житейского словаря: 1. Бал. 2. Воспоминание» (1840, т. 7, отд. 8, с. 38–62), а в журнале «Пантеон русского и всех европейских театров» – рассказ «Оборотень» (1840, с. 41–61). Белинский даже удивился такой ее плодовитости: «г. Александров, видимо, решился дарить нам каждый месяц по большой повести». Далее он разобрал все три сочинения, указав на то, что они, как это обычно у Дуровой, написаны хорошим слогом и представляют собой увлекательное чтение, но гораздо слабее предыдущих ее произведений.
В 60-е гг. XX столетия в Отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Петербурге были найдены ранее неизвестные ее письма, адресованные в 1838–1839 гг. Андрею Александровичу Краевскому (1810–1889), выпускнику Московского университета, журналисту и издателю. В них «кавалерист-девица» выступает уже как человек весьма опытный в издательском деле, как писатель, озабоченный финансовыми отношениями с издателями. Многое изменилось в ее жизни по сравнению с 1836 годом, когда Пушкин давал ей первые уроки ремесла, а она была никому не известным дебютантом. Теперь ее имя, поставленное в оглавлении журнала или на обложке книги, гарантировало владельцам типографий и периодических изданий прибыль. Она хорошо знала об этом и потому жестко требовала от них достойной оплаты своего труда.
В начале 1839 года Краевский приобрел журнал «Отечественные записки». Но еще в ноябре 1838-го он предложил Дуровой стать сотрудником этого издания. Она согласилась, сообщив, что материалов есть на целый год и добавила: «… но только я не похож на других сотрудников, и об этом-то надобно бы нам с Вами несколько потолковать…» Встречи героини с Краевским происходили не только у нее дома, но и в редакции журнала, где обсуждалось содержание текущих и будущих номеров журнала.
Через год, в ноябре 1839-го, она уведомила Краевского, что выбывает из числа сотрудников. Однако расстались они, по-видимому, вполне дружески. Краевский не забыл отставного штабс-ротмистра Александрова даже спустя много лет. В 1860 году, став казначеем «Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым», он добился назначения ей особой пенсии, которую «кавалерист-девица» получала в течение четырех лет.
В тихом городе Елабуге
Наконец «Записки» напечатались. Насилу мог я взять их от издателя и долго пролежали бы они на столе моем, если б к счастью благородный Смирдин не взял их у меня все, то есть 700-т экземпляров, оставшиеся от первоначальной продажи. Это обстоятельство дало мне возможность уехать домой. В 41-м году я сказал вечное прости Петербургу и с того времени живу безвыездно в своей пещере – Елабуге.
Вот все, что я мог припомнить и написать. Посылаю как есть, со всеми недостатками, то есть помарками и бесчисленными орфографическими ошибками. Было у меня много писем и записок Пушкина и два письма Жуковского, но я имел глупость раздарить их…
Александров (Дурова). «Автобиография»
К 1840 году саквояж с тетрадями в кожаных переплетах опустел. Черновые варианты, наброски, записи сказок и легенд, которые Надежда Андреевна делала в течение предыдущих двадцати лет, – все это пошло в дело, превратилось в мемуары, повести, рассказы и было опубликовано. Томики с двойной фамилией на обложке «Александров/Дурова» охотно покупали, охотно читали, охотно рецензировали.
