И тут меня накрывает осознание того, какую колоссальную ошибку я совершил. Я позволил этому празднику продолжаться. Я позволил всем пить шампанское, хохотать, петь. Я их не остановил. Тяжело опустившись на кровать, я зарываюсь лицом в ладони. Ну о чем я думал? Мими, почувствовав, что я расстроен, подходит разузнать, в чем дело, но я ее отталкиваю. Не привыкшая к такому обращению, она снова подбирается поближе, и я почти замахиваюсь на нее:
– А ну хватит, Мими! Пошла вон!
Она стремглав соскакивает с кровати, и я еще глубже погружаюсь в кроватную пучину. Что я натворил? Мне надо сейчас же, сию минуту остановить вечеринку, прежде чем дело не зашло слишком далеко. Мне и этого не следовало допускать, я должен был отменить праздник еще до того, как он начался. А теперь… если случилось худшее, что только могло случиться… мне надо будет спуститься и попросить всех разойтись по домам. И объяснить им причину.
Я не могу. Я не смогу. Мысли у меня крутятся вихрем. Может, попросить Нельсона? Если я сейчас узнаю, что Марни летела этим рейсом… может, Нельсон всем сообщит? Значит, я скажу Нельсону прежде, чем Ливии? Я встаю на ноги, начинаю расхаживать по комнате. Нет, сначала надо сказать Ливии. Потом – Джошу. Маме с папой тоже надо сказать, они должны услышать это именно от меня. Но только после того, как я скажу Ливии. И после того, как скажу Джошу. Может быть, надо приобщить к списку посвященных Иззи и Йена, сказать им тогда же, когда я скажу маме с папой. Иззи с Йеном тоже наши близкие. Или сказать им уже после того, как я скажу Ливии, после того, как я скажу Джошу, после того, как я скажу маме и папе? А может, пускай Нельсон им сообщит? Когда будет сообщать всем остальным.
Ну ладно, а я-то как им скажу? Не существует слов для такого. Даже подумать об этом страшно.
Вдруг у входа кто-то звонит. Резко разворачиваюсь к двери спальни. Чувствую, как бьется сердце. Мы больше никого не ждем, все гости уже пришли. Снова звонок. На сей раз он звучит как-то неуверенно, словно тот, кто стоит на пороге, задумался: может, и в первый-то раз не стоило нажимать на кнопку? Так поступила бы Марни – если бы беспокоилась, как бы ей не открыл кто-то другой. Кто-то кроме меня. Это испортило бы сюрприз. Вдруг Марни прошла к боковой калитке и не нашла меня там? Мы ведь договаривались, что я помогу ей залезть в коробку.
Я опускаю взгляд на экран телефона. Сейчас двадцать часов тридцать пять минут, она не могла добраться домой так рано. А что, если ее посадили на прямой рейс Каир – Лондон? Она же утром написала в своем сообщении, что такое возможно? Я мчусь вниз по лестнице, чуть не плача. Вот уж глупость, откуда эти слезы? Я бы избавил себя от массы переживаний, если бы заранее все продумал. Ну конечно же, пассажиров, застрявших в Каире, постараются как можно быстрее доставить в их конечный пункт назначения. Я неловкими пальцами вожусь с задвижкой, я уже вижу, как обнимаю ее, как говорю ей, что я думал, она была на том самолете, который разбился.
Я распахиваю дверь.
– М…
Ее имя замирает у меня на губах, и я недоуменно пялюсь перед собой. Это никакая не Марни. Это кто-то другой. Меньше ростом, волосы темнее. Я ее знаю, но в своем смятенном состоянии никак не соображу, кто это.
Молодая женщина вдруг делает шаг назад.
– Здравствуйте, мистер Харман, – говорит она, явно тоже в растерянности. – Надеюсь, ничего, что я пришла. Мы перенесли дедушкин день рождения на завтра, чтобы я сегодня смогла прийти к вам на праздник. Я не сказала Джошу, хотела сделать ему сюрприз. Может, мне надо было сказать вам или миссис Харман. Я… я не подумала. Извините.
Подружка Джоша, тупо соображаю я. Это не Марни.
– Эми, – произношу я ее имя.
Я не хочу, чтобы она тут была. Я хочу захлопнуть перед ней дверь, крикнуть ей: «Убирайся!»
Она смотрит мне за спину, в холл. Неуверенно замирает, увидев мое лицо.
– Извините, – снова говорит она. – Надо мне было позвонить, предупредить.
Я отхожу назад. Ничего не говорю в ответ. Она входит в холл и ждет. В ее позе чувствуется неуверенность.
– Да проходи, что ты, – говорю я довольно грубо. – Конечно, Джош будет рад тебя видеть.
Она торопливо удаляется вглубь дома, а я прислоняюсь к стене, и сердце у меня мучительно стучит от прилива адреналина. Она не виновата, твержу я себе. Она не виновата, что она – не Марни.
Я бреду за ней, останавливаюсь у двери в сад, гляжу, как Эми на цыпочках пересекает лужайку, огибая кучки гостей, как она пробирается туда, где Джош стоит рядом с Максом, спиной к ней. Она поднимает руки, закрывает ему ладонями глаза, он разворачивается – но я вижу не Эми, смеющуюся при виде его удивленной физиономии, а Марни, я вижу перед собой Марни, потому что она проделала такой же трюк со мной, когда неожиданно приехала домой из университета, чтобы сделать мне сюрприз на мой день рождения. Я до сих пор чувствую прикосновение ее ладоней, когда она подкралась сзади и…
– Все в порядке, Адам?
Меня так захватило это воспоминание, что я не сразу соображаю – это Нельсон, он обращается ко мне.
Я заставляю себя вынырнуть в реальность.
– Ну да, все нормально, – отвечаю я. – Я просто не знал, что она придет.
– Эми?
– Да. – Я делаю шаг, выдвигаясь на террасу, подальше от него. – Прости, Нельсон, надо мне выйти, потусоваться со всеми.
Нетвердыми шагами я поднимаюсь по садовым ступеням. Вокруг толпится народ, все твердят мне, какой чудесный праздник мы устроили, как замечательно выглядит Ливия, как обидно, что тут нет Марни. Чем дальше, тем больше я понимаю: нет, я этого не вынесу, это чересчур. Испытывая настоящее отчаяние, я озираюсь вокруг. Я не должен быть здесь. Никто из нас не должен быть здесь. Но тут я слышу смех Ливии, где-то за моей спиной, и я поворачиваюсь и вижу ее, она стоит в центре кружка своих друзей. Она выглядит такой прекрасной, такой счастливой, такой… я не сразу подбираю слово… такой свободной.
И тут я понимаю, что решусь позвонить по этому номеру лишь после того, как праздник кончится.
Ливия
ВОКРУГ СТОЛЬКО ЛЮДЕЙ, все они трещат одновременно, и мне трудно сосредоточиться. К счастью, музыка играет громко, и я могу улыбаться-смеяться-кивать, так что никто не замечает, что мои мысли витают где-то в другом месте. Я начинаю тяготиться усилиями, необходимыми, чтобы избегать Роба. Отвратительно, что я вынуждена играть в эти идиотские кошки-мышки на празднике, которого так долго ждала. Глупые слезы обжигают мне веки, и я наклоняю голову, чтобы побыстрее проморгаться.
Кто-то протягивает мне бокал. Подняв взгляд, я вижу перед собой Йена, мужа Иззи.
– Спасибо, – искренне благодарю я.
– Вижу, чаша переполнилась, – говорит он, всматриваясь в мое лицо.
Мы с ним одного роста, его глаза – вровень с моими. Они у него почти черные. Иззи – типичный экстраверт, и на ее фоне легко не заметить Йена, который и тише, и мягче. Но для меня он – один из самых любимых людей, хотя обычно я понятия не имею, о чем он, собственно, думает.
