Когда расположение Франции к Италии переменилось, когда Удино
[197] с новым войском готов был высадиться в Чивитта-Веккию, римский триумвират отозвал Гарибальди из Риети.
Всем известно, что ни усилия, ни военные достоинства героя не спасли Рима, и 2-го июля 1849 г. Гарибальди объявил собранию, что дальнейшее сопротивление невозможно. Триумвират сложил с себя верховную власть, и город сдался.
Гарибальди собрал оставшееся в Риме войско на площади Св. Петра и предложил им уйти из города, занятого уже иностранцами. Он намерен был возмутить провинции, где народ готов был на все, чтоб избавиться от чужеземного ига: «Солдаты, – сказал он, – я могу обещать вам только голод и жажду; земля будет вашей постелью, солнце будет жечь ваши усталые члены. Платить мне вам нечем. Вместо шатров и пищи – постоянные тревоги, усиленные переходы и работа штыками. Кто хочет славы и спасения Италии, тот только может следовать за мной!».
Более 4 тысяч человек отвечало на его воззвание.
Гарибальди с удивительной распорядительностью успел снабдить свое войско всем крайне необходимым и заложил часы для собственных своих потребностей. Анита последовала за ним, отослав в Ниццу к своей теще трех своих сыновей.
Теснимые со всех сторон, пробирались они непроходимыми местностями и скоро должны были оставить римскую территорию и перейти в Тоскану. Там тяжесть их положения увеличилась. Австрийцы неутомимо искали и ловили их как диких зверей, и не представлялось другого средства к спасению, как укрыться в маленьких владениях. Все дороги были заняты австрийцами. Повсюду объявлены были приказы Радецкого, которыми запрещалось не только оказывать какую-либо услугу беглецам, но вообще входить с ними в какие бы то ни было сношения. Некоторые из окрестных поселян, которых подозревали в том, что они служили проводниками Гарибальди, и другие, которые будто бы дали ему убежище, были расстреляны австрийцами.
Во время этих трудных переходов Анита умерла в лесу на руках своего мужа и друга его болонца Уго Басси, который вскоре сам попался в руки австрийцев.
Им, наконец, удалось пробраться в Сан-Maрино. Тамошние власти взялись быть посредниками между им и австрийцами. Некоторые из его приверженцев сдались на капитуляцию, которой условия австрийцы не позаботились сдержать. Гарибальди с остальными упорно стремился в Венецию – тогда последний оплот итальянской независимости.
Но и этот план им не удался, несмотря на нечеловеческую стойкость неустрашимого вождя. Самая природа, казалось, действовала заодно с австрийцами. Поднялись бури, но Гарибальди успел пробраться в море и разместить на барки свою небольшую экспедицию. Большая часть этих барок бурей были загнаны в Триест. Гарибальди уцелел один из 4 тысяч, и под разными переодеваньями успел снова пробраться в Ниццу. Но правительство сардинское, несколько обеспокоенное его дружескими отношениями к Мадзини и его популярностью, приказало ему оставить итальянскую территорию. Гарибальди отказался от всякого денежного вспомоществования и возвратился в Америку, но на этот раз он исключительно посвятил себя мирным коммерческим занятиям.
Вот что рассказывает о нем один его соотечественник, видевший его в это время в Нью-Йорке:
«В 1850 г., в одной из тесных улиц Нью-Йорка, возле небольшой свечной фабрики, была табачная лавочка, которую содержал шестидесятилетний генуэзский эмигрант, с красивым и благородным лицом, с экзальтированной речью. Это был Иосиф Авеццана, когда-то генерал, военный министр, член правительства; теперь, для поддержания своего существования, он продавал дешевые сигары. Один из друзей Гарибальди, моряк, бывший в это время в Нью-Йорке, посетил при мне знаменитого партизана. В этой табачной лавочке, он рассказывал нам, что нашел Гарибальди на его фабрике с засученными рукавами, занятого у котла с растопленным салом. «Я очень рад вас видеть, сказал ему Гарибальди, и очень хотел бы пожать вашу руку, но мои все в сале. Кстати, вы застаете меня в очень решительную минуту: я только что разрешил очень важную задачу навигации, очень долго меня занимавшую; и – странное дело! – меня навел на эту важную формулу вот этот котел с салом. Но не в том дело! А, право, я очень рад этому разрешению, потому что я намерен еще погулять по морю, и надеюсь, мы с вами встретимся».
Эти строки я взял из биографии Гарибальди, написанной Леопольдо Спини
[198], которую можно рекомендовать желающим покороче ознакомиться с разными подвигами этого великого человека.
Некоторые из биографов Гарибальди утверждают, что во время пребывания своего в Южной Америке (1852–1854) Гарибальди командовал перуанским флотом. Смело могу опровергнуть это показание. Он действительно командовал, но только коммерческим судном, принадлежавшим соотечественнику его Денегри, и на нем совершил путешествие из Лимы в Китай. Потом, на американском судне, он совершил рейс из Лимы в Геную; наконец принял команду над торговым транспортом, правильно плававшим между Ниццой и Марселью, и с особенным вниманием исполнял на нем трудную должность капитана и суперкарга
[199]. Таким образом, благодаря экономии и умеренности своих привычек, он составил себе капиталец, который употребил на покупку небольшого клочка земли на Капрере.
Между тем политическое положение Италии изменилось. Освобождение этой страны снова стало представляться не мечтой, и горячие патриоты снова обратили все свои старания на достижение давно предположенной цели. Виктор-Эммануил и Пьемонт стали во главе движения, и Гарибальди примирился окончательно, – к большому сокрушению радикалов, дурно понимавших этот поступок, – и с существующим в Пьемонте образом правления, и с Савойским домом. Гарибальди был деятельным членом почти всех организованных тогда комитетов и патриотических обществ; в прокламациях своих он приглашал всех горячо преданных народному делу действовать заодно с Пьемонтом и с re galantuomo
[200], которого он называл единственной надеждой Италии.
Подвиги Гарибальди во время последней войны 1859 г. и его поход в Южную Италию слишком хорошо известны всей Европе. Его несчастный второй брак известен, к сожалению, не менее, а потому я ничего не буду прибавлять к сказанному выше
[201].
У Гарибальди нет соперников, нет завистников; при первом взгляде на него все понимают, что такая громадная популярность дается не даром. Сам Гарибальди в обращении со всеми безразлично прост, но мало с кем он откровенен вполне. При устройстве новой администрации в Неаполе, Гарибальди доверял некоторых лицам, доказавшим впоследствии, что они не заслуживали его доверия. Но действительно ли обманулся на их счет диктатор, или просто не видел вокруг себя людей более достойных? Что он любит человечество, в этом не может быть сомнения, но постоянно ровная манера его обращения со всеми, часто заставляла меня задавать себе вопрос: верит ли он в людей? Знаю, по крайней мере, что он имеет полное право в них не верить.
