Нужно было видеть это замечательное зрелище! Ветераны Венгрии
[238] вместе со своими товарищами из «Тысячи» шли под огнем спокойные, хладнокровные, в образцовом порядке, словно на маневрах. Бригада Ассанти также ринулась вперед, и враг не замедлил начать отступление к Капуе.
Почти одновременно с атакой этой колонны на вражеский центр справа атаковали дивизии Медичи и Авеццана, а слева – остатки дивизии Тюрра по дороге в Капую. После упорного сопротивления враг был разгромлен по всему фронту и около 5 часов дня под прикрытием пушек, расположенных на городской площади, в беспорядке отступил к Капуе. Примерно в этот же час генерал Биксио известил меня о победе на правом фланге, и я мог телеграфировать в Неаполь: «Победа по всему фронту»
[239].
Операция 1 октября у Вольтурно была настоящим генеральным сражением. Я уже упомянул, что наши позиции страдали большими недостатками из-за слишком большой растянутости и нерегулярности частей. Но на наше счастье, план сражения, составленный бурбонскими генералами, также не был без изъянов. Они атаковали нас в лоб, хотя могли прибегнуть к обходному движению и тем свели бы на нет все проделанные нами оборонительные работы и извлекли бы из этого огромную выгоду. Они атаковали нас значительными силами по всему фронту в шести разных пунктах: в Маддалони, Кастель Морроне, Сант-Анджело, Санта-Мария. Сан-Гамроро и Сан-Леучио.
Итак, они ударили в лоб и натолкнулись на сильные позиции и воинские части, хорошо подготовившиеся к их встрече. Наоборот, они вполне могли бы предпринять обходное движение, ибо в своих руках они держали инициативу, имея сильную позицию Капуи. Использование кавалерии и мостов через Вольтурно значительно облегчило бы им подобную операцию, которая с наступлением сумерек угрожала бы пяти из вышеперечисленных пунктов. Если бы они в ту ночь перебросили сорок тысяч человек на наш левый фланг у Сан-Таммаро, я вполне уверен, что им удалось бы добраться до Неаполя с малыми потерями. В этом случае, правда, мы не лишились бы нашей Южной армии, но это вызвало бы в наших рядах большое смятение, особенно среди восприимчивого населения Партенопеи.
Другой причиной слабости бурбонской армии была их излюбленная система «стрелять на ходу», что всегда приводило к роковым для них последствиям при схватках с нашими волонтерами, которые побеждали их штыковыми атаками без единого выстрела.
Мне могут возразить, что наша система, может быть, вредна, если противник имеет оружие нового типа, метко стреляющее. Но я всё же с полным убеждением утверждаю, что именно при наличии такого оружия наша система еще более необходима.
Предположим, что перед нами открытое поле битвы, лишенное каких-либо преград. Две цепи берсальеров стоят друг против друга, причем одна, двигаясь, стреляет в другую, которая как вкопанная стоит на месте, отвечая на пальбу противника. По-моему, все преимущества на стороне цепи, стоящей на месте, ибо она может заряжать винтовки и стрелять спокойно, сохраняя хладнокровие и с меньшей затратой сил. Боец может наклонить корпус, чтобы уменьшить площадь для попадания вражеских пуль. Меж тем как двигаясь, боец более возбужден, значит его выстрелы не столь метки, а главное, шагая вперед, он обязательно невольно выставит вперед свое туловище больше, чем это положено.
При современном оружии цепь берсальеров, которая хладнокровно выжидает приближения неприятеля, стреляющего на ходу, несомненно понесет большие потери людьми, но бесспорно, что ни один из вражеских солдат не останется невредимым. Впрочем, мало таких местностей и совсем редки случаи, когда цепь берсальеров, выжидающая приближения противника на заранее приготовленных позициях, не нашла бы возможности для частичного или даже полного укрытия своих бойцов.
В таком случае, при одинаковой численности бойцов с обеих сторон, ни один солдат из наступающей цепи не дойдет целым до цепи, залегшей на позиции. Также не следует атаковать врага на его позициях, или же надо атаковать его вплоть до рукопашного боя, без чего будут лишь большие потери, а цели достигнуто не будет.
Одним из наших огромных преимуществ в сражении у Вольтурно было также искусство наших офицеров. Когда имеешь такую плеяду военачальников, как Авеццана, Медичи, Биксио, Сиртори, Тюрр, Эберард, Сакки, Мильбиц, Симонетта, Миссори, Нулло и другие, то трудно допустить, чтобы победа не увенчала знамя борьбы во имя свободы и справедливости.
Не только гарибальдиец, не только русский
Послесловие редактора
Интереснейшие «Записки» Льва Ильича Мечникова (1838–1888) имеют и интересную судьбу.
22-летний юноша, участник легендарного похода Джузеппе Гарибальди и его «Тысячи» против неаполитанских Бурбонов в 1860 г., принялся писать их сразу же по окончании кампании. В тот момент общественность всего мира была взбудоражена падением королевства Обеих Сицилий в результате революционного натиска краснорубашечников и умелого пожинания плодов со стороны короля-объединителя Виктора-Эммануила II и его премьер-министра Камилло Кавура. Несмотря на определенное замешательство российского правительства перед фактом исчезновения многолетнего и верного неаполитанского партнера по европейской игре, объединение Италии под короной Савойской династии воспринялось тут в целом благосклонно – уже в 1862 г. Россия признала новое государство, Итальянское королевство.
Именно этим, а также огромным интересом русской публики и общей либерализацией начала царствования Александра II, можно объяснить возможность публикации повествования о бунтарском походе. Она состоялась в трех выпусках (сентябрь, октябрь, ноябрь 1861 г.) 35-го тома «Русского вестника», «Литературного и политического журнала, издаваемого М. Катковым», как гласил подзаголовок. Вероятно, для Каткова это было и продолжением уже заявленной итальянской темы – двумя годами ранее, в 1859 г., он отвел страницы своего журнала корреспонденциям Николая Берга о Ломбардской кампании Гарибальди.
И консервативный издатель, и революционный автор сознавали, что текст об «экспедиции Тысячи» – на грани дозволенного, ведь россиянам возбранялось идти в волонтеры к Гарибальди, да и сам он в Петербурге имел обоснованную репутацию опасного радикала. В такой обстановке появилась первая итальянская публикация Мечникова – без имени автора (в этот раз появился инициал М.; позднее – разные псевдонимы, в т. ч. самый известный – Леон Бранди).
На родину Мечников после своего гарибальдийского опыта так и не вернулся, несмотря на несколько позднейших попыток: его увлечения разного рода «подрывными» идеологиями, в первую очередь, анархизмом, вне сомнения, были хорошо известны российскому правительству. Вероятно, именно поэтому его «Записки» никогда не переиздавались до революции. Однако и после оной они не увидели назревшей перепечатки. На них ссылались, их обильно цитировали, их изучали, но не переиздавали…
