Со своей стороны, испанское правительство понимало, какие опасности таит пример Франции. В народных волнениях 1780-х годов участвовали не одни только индейцы. Восстание comuneros (борцы за независимость) в Сокорро, Новая Гранада, в 1781 году было восстанием креолов и метисов в провинции, где оставалось мало чистокровных индейцев. В своей основе это был протест против местных налогов, введенных интендантом провинции на оборонительные цели. Однако требования comuneros включали отмену табачной монополии и соблюдение старых законов, отдающих предпочтение местному населению Индий при назначении на все должности, включая самые высокие. Иными словами, бунтовщики протестовали против посягательств полуострова на свои давние права. Местные власти были вынуждены вести переговоры и согласиться на условия comuneros; но так как с мятежниками не обязательно было держать слово, вице-король впоследствии отказался от этого договора, и лидеры восстания были казнены. Эпизоды такого рода, естественно, заставляли представителей власти вице-королевств нервничать и относиться к бунтарским разговорам более серьезно. Модные застольные беседы о правах человека – с виду довольно безвредные в Испании, – распространяясь среди неграмотных и легко приходящих в волнение людей в Индиях, могли действительно быть подстрекательскими. Судебные преследования стали более частыми. Среди их известных жертв был Франсиско де Санта-Крус-и-Эспехо – ученый, литературный критик, основатель Патриотического общества в Кито, редактор первого появившегося там журнала и директор первой публичной библиотеки. Эспехо умер в тюрьме в 1795 году. Он был индейцем-полукровкой незнатного происхождения, и проявления пренебрежения и неуважения в обществе, возможно, вызвали в нем неудовлетворенность колониальными властями. У других недовольных не было таких очевидных оправданий. «В народной среде, – как писал де Токвиль
[104], – революция возникает не от отчаяния, а из-за растущих ожиданий». Современник Эспехо Антонио де Нариньо был выдающимся креолом, который при явной поддержке вице-короля сделал себе состояние на полученных дополнительных доходах от своей должности. Он время от времени частным образом занимался книгопечатанием и опубликовал в Санта-Фе-де-Богота перевод французской Декларации прав человека, за что и был предан суду. В суде он защищал себя, приводя цитаты из таких же дерзких памфлетов, опубликованных уважаемыми гражданами – даже чиновниками, – которые остались безнаказанными. Защита была хотя и умелой, но не относящейся к делу; Нариньо был заключен в тюрьму, потому что был заподозрен в подрывных намерениях. Он был отправлен в Испанию, бежал с помощью влиятельных друзей – как и многие ему подобные, он был масоном – и вскоре присоединился к кругу заговорщиков против Испании, находящихся в изгнании. В конечном счете он возвратился в Америку, чтобы присоединиться к восставшим в Санта-Фе-де-Богота в 1812 году.
Карьера Франсиско де Миранды была даже еще более известным примером того, как суровость властей превращала просто недовольных в постоянных врагов. Миранда (1750–1816) был креолом, рожденным в Венесуэле, сыном в состоятельной семье коммерсантов. Он стал офицером регулярной армии и добился быстрого продвижения по службе; в возрасте 24 лет он получил внеочередное звание полковника. В конце Войны за независимость Северной Америки он был отправлен на Ямайку для ведения переговоров об обмене пленных, где оказался вовлеченным в незаконные финансовые сделки и ухудшил свое положение тем, что снабжал власти английской Ямайки незначительной военной информацией. Он был заочно осужден и приговорен к 8 годам тюремного заключения в Оране. Это был суровый приговор, тем более что Миранду привели к этим нарушениям закона знакомые по совместным пирушкам в Кингстоне, имевшие, однако, сомнительную репутацию. Миранда бежал, чтобы не быть взятым под арест. Свои несчастья он приписывал не собственной глупости, а предвзятому мнению испанцев по отношению к нему как креолу. После тщетных попыток восстановить себя в прежних правах он отказался от своей лояльности и стал заговорщиком.
В 1790-х годах многие из таких обиженных и находящихся в изгнании креолов собирались в Париже, Лондоне и Вашингтоне, где образовывали группы заговорщиков и пытались установить контакты с сочувствующими им политиками, чтобы убедить их поддержать революционные десанты в Латинской Америке. В мирное время эти эмигранты – заговорщики-дилетанты – не могли причинить большого вреда власти испанцев. Они могли представлять серьезную угрозу – и стали представлять ее, – как только Испания снова ввязалась в крупную войну. Иностранные государственные деятели, алчущие богатств Индий, не были глухи к тому, что они говорили, и были готовы даже действовать, если подвернется удобный случай.
Глава 18. Восстание креолов
Узам, которые связывают провинции колониальной империи с правительством в метрополии, нелегко дать определение. Зависимость от вооруженных сил метрополии при защите от внешних нападений является одной очевидной и сильной связью, другой – зависимость от производителей и грузоотправителей из метрополии товаров, которые население колоний не может производить самостоятельно или легко получить откуда-нибудь. Если колонии не находятся в опасности нападения и имеют альтернативные источники снабжения, они все еще могут оставаться верными империи благодаря традиционной привязанности к семье, общим языку и культуре и преданности общей для всех королевской власти. Даже когда эта преданность подвергается испытаниям и омрачается, правительство метрополии все еще может изолировать и сдерживать группы недовольных и помешать всеобщему восстанию. Наконец, простая инерция, привычка, административная рутина могут удерживать вместе группы людей, которые утратили это чувство проявляющейся привязанности или единства. Имперское правительство может стать бесполезным, неэффективным и непопулярным в глазах своих подданных в колониях и все же продолжать существовать еще многие годы, но только в том случае, если оно может избежать революции внутри страны и крупных войн с другими странами.
Две европейские державы – Франция и Англия – могли совершать нападения на Индии, наносящие им ущерб. В XVIII веке каждая из них была сильнее на море, чем Испания. В военно-морском и торговом отношениях Англия была более агрессивной и более опасной; но Англия и Франция почти всегда были друг с другом не в ладах, так что Испания обычно могла рассчитывать на помощь Франции – прямую или опосредованную – при защите Индий от нападения англичан. Это не всегда срабатывало, и Испания иногда терпела разгромные поражения. И хотя в начале Французской революции империя все еще была довольно единой, мыслящим креолам было ясно, что Испания не может самостоятельно, без посторонней помощи обеспечить их защиту. То же самое касалось и торговли; испанские грузоотправители в период между Семилетней войной и Французской революцией сумели вернуть себе большую долю торговли с Индиями, но английские товары, когда их можно было достать, оказывались дешевле, чем испанские. Поставки в Индии зависели от Испании только в той степени, в какой испанское правительство, согласно регламенту, могло удерживать иностранных торговцев на расстоянии. В интересах креолов было предоставить иностранным коммерсантам доступ в Индии.
