Эти события в Испании поставили трудную проблему сохранения преданности в Индиях не только для верных креолов, но и для испанских чиновников. Обязанностями колониальных чиновников, как и всегда, были поддержание общественного порядка и осуществление каждодневных функций управления. Жозеф Бонапарт был де-факто правителем Испании; его можно даже было бы считать правителем де-юре, раз Карл IV при отречении от престола передал свои права на трон Жозефу и повелел своим подданным подчиниться. Распоряжения, исходившие из Мадрида, теперь приходили от имени Жозефа. Интуиция подсказывала большинству чиновников подчиняться распоряжениям, поддерживать механизм управления в рабочем состоянии и надеяться на лучшие времена. При этом они столкнулись с негодованием испаноговорящего населения, как в Индиях, так и в Испании, против самонадеянности французов и с культом – потому что это был именно культ – среди креолов и испанцев, не занимающих официальные должности, «горячо любимого» Фердинанда VII. Этот несимпатичный неотесанный мужлан – представитель королевского дома, столь безжалостно изображенный Гойей, – тогда казался романтичной и трогательной фигурой, принцем, отвергнутым престарелым отцом и отправленным в ссылку иностранцем-узурпатором. Большинство регионов Индий, даже те, целью которых была полная независимость, по политическим соображениям присоединились к хору сочувствующих, поющему о благородной преданности: можно было быть верным изгнанному и не обладающему властью принцу, не принося в жертву свободу. Но если Фердинанд VII был провозглашен королем Индий, то кто должен был управлять империей от его имени? Кто на самом деле должен был отдавать распоряжения? Центральная Junta не пользовалась в Индиях большим уважением. Это была кочующая с места на место тайная организация. В 1810 году она была почти уничтожена французскими войсками. Впоследствии ее постепенное обретение контроля над местными территориями, казалось, произошло только благодаря помощи армии Веллингтона. Ее несколько схоластический либерализм мало помог повысить ее авторитет. Она ввела представительное правление, отменила инквизицию и цензуру, запретила mita, сбор дани с индейцев, продажу должностей и другие злоупотребления, практикуемые с давних времен; она воплотила все эти реформы в официальном документе – знаменитой Конституции 1812 года. С другой стороны, в своем отношении к королевствам Индий она была сторонницей централизации и занимала, как и все Бурбоны, авторитарную позицию, не имея на то традиционного права. Она проявила меньшее понимание американских реалий, чем многие министры Бурбонов, меньше, чем Аранда, и даже меньше, чем Годой, – оба они играли с идеей делегирования власти. Ее попытки привлечь на свою сторону креолов путем представительства в кортесах, были недостаточными и, наверное, неискренними. Интересы ответственных креолов были более практичными, более местными, более насущными. Большинство из них были консерваторами по характеру и в силу обстоятельств. Они желали такого правительства в Испании, которое защитило бы монархию и католическую церковь от вторжения якобинцев и военных карьеристов из Франции, а также оставило их под властью церкви и монархии и предоставило им возможность заниматься своими собственными местными делами. Они были не больше расположены подчиняться распоряжениям главной Junta, чем принять власть Бонапарта. Если империей будут править juntas, аргументировали они, то американские джентльмены вполне могут создать свою собственную junta. Именно это они и начали делать.
Последовавшая неразбериха понятна, только если не забывать о рассредоточенном, мягкотелом характере имперского правления. Каждое вице-королевство было отдельным автономным королевством, каждое генерал-капитанство напрямую взаимодействовало с королевской властью. Правительства провинций мало контактировали друг с другом; на самом деле они зачастую сильно завидовали друг другу. Реформы Карла III путем рационализации границ провинций и приближения их к естественным границам ускорили процесс отделения и отдаления провинций друг от друга. В отсутствие хоть какой-то координирующей власти в Индиях, когда центральное королевское правительство рухнуло, каждое правительство провинций было предоставлено самому себе, чтобы решать свои местные проблемы без консультаций или руководства, и, естественно, эти решения были разными. Более того, в каждой провинции существовало множество разрозненных интересов. Административный аппарат, в котором работали в основном испанцы с полуострова, все больше и больше отдалялся от креольского общества, которым он управлял; и креольскому обществу тоже недоставало координирующих принципов. Это было общество, в котором господствующее положение занимали местные магнаты и существовала личная лояльность. Это было особенно характерно для преимущественно пастушеских регионов. Не случайно эти регионы – Северная Мексика, Венесуэла, Ла-Плата, где из vaqueros (пастухи), llaneros (житель равнины) и gauchos (гаучо – хороший наездник) можно было легко собрать грозную нерегулярную кавалерию и где любой местный босс мог содержать частную армию из верных ему сподвижников, были теми регионами, где в первую очередь распространились идеи о полной независимости. В регионах, где существовало многочисленное население покорных индейских крестьян, тоже, разумеется, господствовали крупные землевладельцы, но их влияние было более консервативным и более полным пиетета к установленному порядку. В пастушеских районах опасности и тяготы выпаса, охоты и забоя скота приучили сельских жителей к постоянной походной жизни. Люди, выросшие в такой жизни, представляли собой превосходный материал для революции или войны. По этим же причинам пастушеские районы были регионами, где горячее всего звучали требования независимости и где острее всего была междоусобная война. Если один местный магнат, или caudillo, выбирал независимость, его сосед и соперник, вероятнее всего, провозглашал себя приверженцем короны. В этих районах свобода была своим собственным палачом.
Между 1808 и 1812 годами почти каждая провинция Индий сотрясалась от революционных движений того или иного рода. В новых вице-королевствах люди с бо́льшим воодушевлением выступали за немедленную независимость, чем в старых вице-королевствах, но в новых среди революционеров была сильнее тенденция ссориться между собой. В каждой провинции на ход событий влияли местные особенности и личности. Не было двух одинаковых. В Буэнос-Айресе Линьерс – французский эмигрант, который когда-то возглавил местное сопротивление англичанам и которого правительство Карла IV признало вице-королем, – в 1809 году был смещен местными жителями – полуостровными испанцами и их сторонниками и заменен другим вице-королем, присланным из Испании главной Junta; но в мае 1810 года, когда весть об успехах Наполеона в борьбе с Регентским советом достигла Буэнос-Айреса, этот вице-король был, в свою очередь, свергнут в ходе креольского переворота и депортирован вместе с судьями audiencia. Сомнительное соглашение среди представителей местной знати – cabildo abierto – привело к созданию местного правительства – временной junta провинций Ла-Платы. И хотя эта junta не отказалась немедленно и официально от верности испанской короне, власть Испании в этом регионе больше никогда уже не была восстановлена.
И хотя эта временная junta была действительно независима от Испании, она была совершенно не способна осуществлять свою власть за пределами окрестностей Буэнос-Айреса. Монтевидео – растущая гавань-соперница, расположенная на другом берегу устья реки, почти автоматически взяла абсолютно противоположный курс и провозгласила верность Регентскому совету. Между двумя портами началась война, которая с перерывами длилась 4 года. Провинции, расположенные вверх по течению реки, были менее лояльны Испании и ненамного лояльнее Буэнос-Айресу. Огромное неуклюжее вице-королевство распалось на рассорившиеся части. Экономические интересы порта и непосредственно прилегающих к нему материковых территорий вступили в конфликт – как впоследствии покажет история Аргентины – с интересами провинций, расположенных далеко от моря. В захудалом маленьком порту Асунсьоне, расположенном в верхнем течении реки, junta провозгласила Парагвай независимым от Испании в 1811 году и от Буэнос-Айреса в 1813 году. В столь же отдаленном, но экономически более значимом регионе, Верхнем Перу, президент и судьи audiencia Чаркаса были заключены в тюрьму и изгнаны из страны в 1809 году. Интендант этой провинции последовал за ними в 1810 году после восстания в Ла-Пасе, и управление в свои руки взяла «защитная хунта», провозгласившая свою верность Фердинанду VII, но фактически независимая. Однако ее независимость просуществовала недолго. Чиновники и коммерсанты Перу так и не простили отделения Верхнего Перу от старого вице-королевства, и вскоре после этого провинция Чаркас была приведена к повиновению вице-королевскими войсками, присланными из Лимы. Несколько экспедиций из Буэнос-Айреса не добились никаких постоянных результатов, но контратаки из Верхнего Перу на Буэнос-Айрес были такими же безуспешными, и возникла тупиковая ситуация. В самом Перу все оставалось относительно спокойно. Вице-король, имея поддержку более консервативных элементов среди местного населения и регулярные войска в своем распоряжении, сумел сохранить свою власть, несмотря на ряд небольших бунтов и заговоров. Вице-король Перу также сумел, хотя и с большим трудом, подавить гораздо более решительные восстания в Чили. Там события следовали по знакомому сценарию: местные собрания знати, juntas, заявляющие о своей независимости и лояльности Фердинанду VII, арест в 1810 году генерал-капитана. Однако ссоры среди лидеров восставших парализовали временное правительство. Колониальное правление было в 1814 году восстановлено. Лидеры бунтовщиков были либо казнены, либо бежали через Анды в Аргентину.
