Центробежные внутренние конфликты и личное соперничество амбициозных лидеров были достаточно сильны, чтобы развалить некоторые крупные территориальные объединения, особенно Великую Колумбию Боливара. Однако некоторые очень большие объединения – провинции бывших вице-королевств Ла-Платы, например, и Новой Испании, которая стала Мексикой, – сплотились; и внутри большинства национальных объединений центростремительная тенденция в конечном счете оказалась сильнее. В большинстве современных испаноамериканских государств форма правления – высокоцентрализованная. Какими бы ни были узаконенные выдумки о местной автономии, города благоденствуют за счет сельской местности, провинциальный капитал захватывает власть и доходы у местных образований, национальные правительства лишают штаты и провинции их независимости и политической силы. Национальные президенты, обладая властью, не сильно отличающейся от власти их предшественников – королей и вице-королей, в отдельных случаях широко осуществляют личную власть, отступая от норм и правил. Это не означает, что центральные правительства всегда могут рассчитывать на то, что им будут подчиняться, что ни одно официальное решение не может быть принято локально, что никакое дискреционное право не может быть осуществлено законно без обращения в центр. В этом отношении Испанская Америка во многом вернулась к модели развития, утвержденной для нее министрами Карла III.
Однако между имперской централизацией конца XVIII века и государственной централизацией конца XIX века прошел длинный промежуток времени. Установление унитарного правления в новых государствах было медленным и зачастую кровопролитным процессом. Пророк независимости Боливар не предвидел этого. На самом деле в своем полном разочарования прощальном слове при отказе от поста президента Великой Колумбии он предсказал будущее, в котором мелкие тираны «всех рас и цветов кожи» будут делить между собой континент. Хаос, сопровождавший первые три или четыре десятилетия независимости, возник не только из-за личного соперничества, местного сопротивления центральной власти, но и из-за неопределенности территориальных границ новых государств. На севере Южной Америки местные симпатии сосредоточились вокруг личностей заместителей Боливара, которые поделили между собой его Великую Колумбию. Объединенные провинции Центральной Америки, образовавшиеся в 1823 году под главенством Гватемалы, распались в 1838 году. В бассейне Ла-Платы споры по поводу государственных границ привели к многолетней войне между правительствами-преемниками. И лишь в 1830-х годах большинство государств, уже просто устав от распрей, все же вернулись в целом к старым колониальным границам – по принципу, неизвестному тогда в международном праве, uti possidetis (поскольку владеете). Территории, которые стали национальными государствами и попытались применить этот принцип при решении споров между собой, были во многих случаях такими большими, что национальные чувства их жителей формировались очень медленно. Старые имперские провинции, разумеется, остро сознавали свое раздельное существование; но ощущение того, что ты отличаешься и, быть может, враждебен людям соседней провинции, не обязательно означает чувство единства и преданности своей провинции. Более того, некоторые государства-преемники включили в свой состав ряд различных провинций, связи с которыми в колониальные времена были условными. Их государственность не была неизбежной, ей нужно было научиться. Действительно, чувство принадлежности к государству во многих странах было следствием, а не причиной эффективного унитарного правления и полностью сформировалось лишь в конце XIX века. Именно тогда исторические книги стали писать для того, чтобы прославить национальное прошлое, поддержать культ национальных героев, а статуи освободителей начали ставить по всему континенту на местах, ранее занятых rollo и quemadero (средневековое религиозное сооружение для сожжения еретиков).
Одной из наиболее трудноразрешимых проблем, вставших перед политическими лидерами 1820-х годов, пытавшихся добиться национального единства и порядка в провинциях, была позиция церкви. Трудности возникли из-за взаимопроникновения церкви и государства в Индиях под властью короны на протяжении трех веков имперского правления. При Габсбургах представители духовенства были незаменимыми представителями королевской власти не только косвенно, посредством их духовного авторитета, но и непосредственно, через их службу в колониальной администрации. Прелаты служили в качестве oidores, губернаторов, советников по делам Индий и даже были вице-королями. Короли династии Бурбонов постепенно отошли от практики использования священнослужителей как гражданских служащих и разными способами пытались ограничить политическую и экономическую власть духовенства. Временами они поступали заметно сурово с некоторыми представителями церкви, особенно с монашескими орденами, доходя в случае с иезуитами до преследований и изгнания. С другой стороны, они в полной мере оценили огромную важность церкви и в плане ее духовной поддержки своей власти в Индиях, и в качестве жизненно важного инструмента поддержания общественного порядка. Духовенство играло соответствующую роль. В конце XVIII века церковь в Индиях за малым исключением была покладистой и почтительной, лишенной рвения, свойственного сторонникам абсолютного авторитета папы римского, больше известной соблюдением внешних приличий, чем силой и интенсивностью своей духовной жизни.
Когда начались первые восстания, большинство высших клириков в Индиях были полуостровными испанцами, и почти все они были людьми, на преданность которых корона могла положиться. На первом этапе революционных волнений освободились несколько епархий, но за исключением провинций в Ла-Плате все эти вакансии были снова заполнены в 1814–1816 годах с подачи королевской власти; а в 1816 году папская энциклика, вышедшая по просьбе короля Испании Фердинанда VII, напомнила духовенству в Америках, что отчасти их обязанность состоит в том, чтобы противодействовать бунтам. Епископы были обязаны публично осуждать новые военные кампании, которые после 1816 года были откровенно направлены против королевской власти Испании. По мере того как восстания делали успехи и возникали революционные правительства, многие епископы покидали свои епархии – или их изгоняли – и возвращались в Испанию. Было несколько исключений. Двое епископов в Колумбии позволили Боливару убедить себя остаться на своих постах, не изменяя своих взглядов на королевскую власть. Однако эту ситуацию запутали революция в Испании в 1820 году, антицерковная политика кортесов и новых министров. Испания и папская власть временно отдалились друг от друга, и многие священнослужители в Америке, раньше преданные испанской короне, отвернулись от нее. Когда в 1823 году Фердинанд VII возвратил себе абсолютную власть и вся мощь Священного союза
[111] стала его поддержкой, большая часть Индий была почти потеряна. Тем не менее король по-прежнему полагал, что утраченное положение можно вернуть с помощью церкви. В 1824 году вышла еще одна энциклика в его поддержку, которая лишь спровоцировала бурю протестов в Америке. К этому времени многие епархии были вакантны. Заполнить эти вакансии стало задачей огромной международной важности.
