Культурная однородность, однако, была характерна только для европейцев и европеизированных индивидов. Именно в этом смысле жесткость классовой структуры помогла ее сохранить. Среди местных, или в основном местных, слоев общества, – если обобщать, то среди самых бедных, наименее влиятельных и наименее мобильных слоев населения, – разнообразие, как можно было ожидать, было выражено гораздо сильнее. Завоевание, власть чужеземцев и сокращение численности населения уничтожили богатую и разнообразную туземную культуру, но не всю; и хотя иберийская культура была предложена ей на замену в общей, упрощенной форме, способ и степень ее принятия были далеко не одинаковые. Подобно тому как испанские иммигранты сознательно или нет выбирали из огромного разнообразия обычаев и технологий ограниченное их количество, подходящее для передачи их Индиям, так и завоеванные индейцы делали свой собственный выбор из всего переданного им, чтобы перенять и применять это в обиходе. Конечно, отбор в этом контексте не обязательно подразумевает свободный выбор. Испанцы навязывали, зачастую с большой жестокостью, местное административное устройство, которое считали самым удобным для эксплуатации труда индейцев и их способности платить подати. Всеми имевшимися в их распоряжении средствами они навязывали индейцам христианские обряды. Более того, на смену миссионерской деятельности XVI–XVII веков в конце XVIII века пришло энергичное и решительное экономическое и техническое обращение в христианство. Тем не менее еще оставался широкий круг европейских культурных черт, особенно в областях, где интересы испанских поселенцев не были напрямую затронуты, которые индейцы могли копировать, насколько позволяли им их средства, или отвергать их.
Некоторые испанские обычаи и технологии индейцы принимали охотно, потому, что они были подходящими или удобными. В религиозной жизни культы Девы Марии и святых были очень притягательны для многих индейцев, возможно, потому, что их можно было грубо приравнять к культам местных богов. Многие святые места, связанные с чудесными явлениями в колониальные времена, в настоящее время являются глубоко почитаемыми святынями. В экономической жизни сельскохозяйственные орудия труда и технологии, используемые во многих преимущественно индейских общинах в настоящее время, давно уже больше характерны для Испании, чем для аборигенов Америки. Быки Старого Света тянут средиземноморские плуги во многих ее регионах даже для подготовки почвы под кукурузу. Аналогичным образом при строительстве домов, хотя глинобитная стена является в такой же мере индейским достижением, в какой и испанским, повсеместно встречающиеся крыши из красной черепицы появились здесь благодаря испанцам. Рыбная ловля – это многовековое занятие индейцев, но рыбак, ловящий рыбу в океане или с берега озера, будь он индейцем или метисом, вытягивает свой улов в сети иберийского типа, а рыбак, ловящий рыбу на крючок, использует знакомые на полуострове рыболовные лески.
Некоторые испанские реалии внедрялись в обиход медленно и неохотно, под сильным нажимом завоевателей, но укоренились во многих индейских общинах и существуют и в наши дни. Примером является cabildo – испанский вариант муниципального управления с его alcaldes и regidores, избираемыми на короткий срок и подотчетными назначенному gobernador. Индейские regimientos, в отличие от испанских, так и не стали собственническими. Организация cabildo противоречила индейским представлениям о пожизненном сроке пребывания в должности и о правах правящей династии, но во многих местах она преобладала. Более простой и обыденный пример можно найти, наверное, в замене традиционной набедренной повязки индейского мужчины на брюки, на которой решительно настаивало испанское духовенство, предположительно в интересах соблюдения приличий.
Многие испанские обычаи индейцы считали недоступными для себя, или же они отвергали их как нежелательные. Многие индейские обычаи были забыты, другие – более или менее эффективно запрещены испанскими властями. Особый интерес привлекают немногие индейские обычаи, которые на самом деле получили большее распространение в результате завоевания. Самым важным из них было использование опьяняющих напитков и наркотиков. Питье чичи и жевание коки в Андах, питье пульке в Мексике были известны и до завоевания, но их применение было ограниченно, в какой-то степени являлось ритуалом и находилось под контролем. При колониальных властях традиционные способы контроля ослабли, и опьянение стало для многих индейских крестьян самым простым способом временно забыть о трудностях их повседневной жизни. В Мексике многие испанские haciendas эксплуатировали спрос на пульке, так как агава, из которой делали этот напиток, давала приносящий прибыль урожай на земле, слишком бедной или слишком истощенной для производства зерновых. Попытки государства и церкви препятствовать пьянству и контролировать розничную торговлю опьяняющих напитков были почти совершенно неэффективными. Пьянство остается главной социальной проблемой во многих регионах Латинской Америки и по сей день.
Модель принятия, отказа или модификации культуры в индейских общинах была весьма разнообразной. Некоторые группы индейцев жили в слишком отдаленных регионах, чтобы подвергаться сильному влиянию испанцев, были слишком примитивными, чтобы адаптироваться, или слишком незначительными, чтобы их принуждать к этому. Некоторые из них, такие как арауканы на юге Чили, встречали любое испанское влияние враждебным и упорным отказом; некоторые – тараски из Мичоакана, например, – хотя и упорно держались за многие свои обычаи, отнеслись к выбору предложенных испанцами новшеств разборчиво и разумно. Даже в густонаселенных районах, где воздействие испанцев было наиболее сильным, алгоритм выбора сильно варьировал. Так как в этих регионах завоевание уничтожило разнообразные «имперские» структуры и более или менее нетронутыми остались лишь местные городские и деревенские общины, этот алгоритм менялся не просто от провинции к провинции, а почти от деревни к деревне. Степень принятия испанского языка, в частности, в разных местах была разной. На протяжении колониального периода провозглашенная государственная политика требовала, чтобы индейцев обучали испанскому языку. В некоторых местах, таких как районы Центральной Мексики, где контакты с испанцами были сравнительно тесными, значительное число индейцев – это были в основном, как можно предположить, principales, или видные жители индейских городов, а также те, кто искал работу на haciendas или в испанских городах, – учили испанский язык, но очень немногие отказались от своего родного языка. В Перу испанский язык был распространен гораздо меньше. Даже в Центральной Мексике на протяжении всего колониального периода юридические документы для индейцев профессиональные клерки-индейцы продолжали составлять на языке науатль. Испанские суды и все колониальные власти, находившиеся в контакте с местным индейским обществом, всегда нуждались в услугах переводчиков. Очень редко в конце колониального периода свидетели-индейцы давали показания под присягой полностью на испанском языке. Во многих местах существовало упорное пассивное неприятие использования испанского языка. Свидетели, о которых было известно, что они понимают испанский, отрицали его знание и настаивали на даче показаний через переводчиков. Продолжение существования индейских языков, естественно, способствовало сохранению индейских обычаев и их разнообразия. Обычаи, которые испанцы активно не одобряли, просто уходили «в подполье» и появлялись вновь, когда нажим властей ослабевал. Многие сохранились до наших дней.
