Это смешение культур неизбежно сопровождалось смешением рас. Многие конкистадоры брали себе индейских женщин и иногда во время завоевания были обязаны своей жизнью информации, полученной от своих верных любовниц. Некоторые испанские начальники официально женились на дочерях вождей, а некоторые сыновья-mestizo (метисы), родившиеся в таких брачных союзах, становились известными людьми. Историк Гарсиласо Инка де ла Вега был mestizo. Метисом был и плохо кончивший Мартин Кортес – сын Кортеса и Марины и единокровный брат второго маркиза. В годы, прошедшие сразу после завоевания, в Индиях было очень мало испанок, а социальные предрассудки не препятствовали смешанным бракам. Даже отпрыски случайных и временных союзов часто признавались и обеспечивались своими отцами-испанцами. По закону к mestizos относились как к испанцам, и они освобождались от податей и принудительных работ. Однако, за исключением законных сыновей известных отцов, среди испанцев они считались стоящими ниже на социальной лестнице. По мере того как увеличивалось количество испанских женщин, смешанная кровь все больше и больше начала ассоциироваться с незаконным рождением, и появилась целая иерархия прозвищ, главным образом унизительных, для обозначения различных степеней смешения рас. В частности, женщины mestizo занимали сомнительное общественное положение, и им редко удавалось выйти замуж за уважаемых испанцев. Население mestizo неуклонно росло, особенно в Новой Испании, главным образом благодаря бракам между такими же, как и они, метисами, которые образовали средний класс фермеров, торговцев и клерков; а многие из них – более бедные и безродные – пополнили толпы бродяг и иждивенцев, обживающих улицы Мехико.
Огромная масса оседлых индейцев оставалась в своих собственных городах и деревнях; они пахали свои собственные поля по старинке и платили подати своим новым хозяевам. Они приняли в обиход путем выборочного процесса окультуривания некоторые европейские товары и приспособления. В меньшей степени посредством encomienda и в большей степени благодаря деятельности монахов-миссионеров они обрели поверхностные знания о христианской религии и европейских обычаях. А также европейские болезни. Выпас домашнего скота почти полностью разрушил их аграрную экономику. Высокая потребность в рабочих руках, вызванная ростом добычи серебросодержащей руды и страстью испанцев к строительству, нарушила ритм деревенской жизни. Действие этих факторов в индейских общинах – сложная история и требует отдельной главы, но в общих чертах для огромной массы оседло живущих народов во многих, быть может, большинстве регионов Испанских Индий вторжение европейцев произвело экономическую и, прежде всего, демографическую катастрофу.
Остается рассмотреть последствия этих событий для Испании, которая уже была родиной обществ завоевателей. Ее север завоевал юг, и идея жить трудом и умениями завоеванного народа была уже не нова. Завоевание Индий представляло собой огромное расширение площадей, пригодных для заселения, капиталовложений и эксплуатации. Оно принесло Кастилии новые богатства, власть и уверенность в себе и подтвердило политическое и военное превосходство этого королевства над остальной Испанией. В самой Кастилии, как можно было ожидать, постоянное перемещение населения с севера на юг, происходившее со времени захвата Севильи святым Фердинандом III (Фернандо III) Кастильским, сильно ускорилось. Люди ехали в Севилью со всей Кастилии – на самом деле со всей Испании, – чтобы попытать счастья в Индиях; но многие иммигранты с севера не уезжали дальше Андалусии. Население самой Севильи в XVI веке увеличилось более чем вдвое. Приток людей сопровождался притоком инвестиционного капитала, большая часть которого в первой половине этого века шла из старых промышленных и торговых центров на севере. Старая Кастилия косвенно участвовала в развитии Индий; ее капиталисты вкладывали средства, заработанные на давней торговле шерстью с Фландрией, в трансатлантическую торговлю.
Торговля с Индиями сначала состояла главным образом, как мы уже видели, в экспорте вина, оливкового масла и муки, а также небольшого количества промышленных товаров и импорте драгоценных металлов, тропической продукции вроде сахара, кошенили и табака и шкур. Шкуры были сырьем для широкого круга кожевенных производств в Испании. На тропические товары был спрос по всей Европе; испанские торговые дома реэкспортировали сахар и – по мере роста спроса на него – табак в небольших количествах, но со значительной выгодой. Импорт драгоценных металлов, как хорошо известно, подталкивал общий рост цен, но в первой половине XVI века их приток был сравнительно мал и состоял в основном из золота. Влияние импорта золота на экономику, давно уже нуждавшуюся в звонкой монете, было весьма стимулирующим. И снова этот стимул сработал энергичнее и быстрее всего на юго-западе, не только потому, что требовалось время, чтобы наличные деньги вышли за пределы Севильи, но и потому, что продукция, которую самым настойчивым образом требовали колонисты, находилась на юге. Среди городов – промышленных центров этот стимул сильно ощущался в Толедо – источнике железных орудий труда и стального оружия, шерстяных тканей, фетровых шляп и черепицы. Еще больше он чувствовался в городах Андалусии, которые производили кожаные товары, керамическую посуду и ткани. Производители шерсти в Старой Кастилии и металлурги Кантабрии испытали незначительное влияние. Аналогично производство оливкового масла и вина – продукции Андалусии – тоже получило сильный стимул. Цены на эти два товара росли гораздо быстрее, чем цена на пшеницу, которую выращивали в Старой Кастилии так же, как и в Андалусии. В Старой Кастилии единственной группой населения, которая сильно обогатилась благодаря торговле с Индиями, были коммерсанты Бургоса и Медины-дель-Кампо. Большая часть денег, заработанная на торговле – не считая, разумеется, долю короны, – оставалась в Андалусии. Людьми, которые на ней разбогатели, были владельцы кораблей и торговцы из Севильи, занимавшиеся экспортом, а также крупные андалусийские землевладельцы.
Со второй половины XVI века модель торговли радикально изменилась. Спрос в Индиях переместился с андалусийского продовольствия на промышленные товары, которые испанская промышленность не могла поставлять в достаточном количестве. Обратные грузы из Индий включали все больше и больше слитков, особенно серебра – это был поток сокровищ, за которые Испания заплатила высокую цену. Цена империи для Испании в политическом, социальном и экономическом отношениях, как и демографическая катастрофа в Индиях, требует не одной главы; но если сделать грубое обобщение, то во второй половине века серебро из Индий сильно нарушило биметаллическое соотношение, заставило стимулирующую цену подняться до жестокой, разрушающей инфляции и поставило Испанию в очень невыгодное положение в международной торговле. В то же время оно поощряло корону вести чрезмерно амбициозную военную политику за границей и возбуждало зависть и страх других европейских королевств. Более того, обладание Индиями обеспечивало королевскую власть независимым и постоянно растущим доходом и побуждало Филиппа II и его преемников все больше игнорировать нежелательные советы кортесов
[54], знати и общественное мнение в Кастилии вообще. Общественное мнение неохотно молча соглашалось с ростом абсолютизма, рожденного успешной имперской политикой; бюрократический абсолютизм распространялся, как инфекция, с Индий на Кастилию.
