Карта 1. Королевства Испании в конце XV века
Однако Изабелла по совету окружавших ее бескомпромиссных церковников не была слишком расположена позволять маврам в Гранаде мирно осесть там в качестве вассалов-мусульман христианских владык. Ее религиозное рвение должно было найти выражение не только в завоевании и обретении власти сюзерена, но и в обращении мусульман в христианскую веру. После захвата Гранады она повела политику решительной христианизации. Эта политика, если сводилась только к проповедям и убеждению, имела очень ограниченный успех, несмотря на преданность исполнительных францисканцев, которым это было поручено. Нетерпение королевы и ее советника Сиснероса вскоре привело к введению более жестких мер: систематическому преследованию и резкому ужесточению церковной дисциплины. Последовали изгнание евреев, насильственное крещение мавров в Гранаде, чрезвычайные полномочия, вверенные организованной в 1480 году инквизиции. А ведь в предыдущие века во многих регионах Испании бок о бок жили в отдельных, но соседних общинах три «библейских народа» (иудеи, христиане, мусульмане). Испанские правители, желая подчинить неверных, все же ценили уровень их цивилизационного развития, способности и знания. Архиепископ Раймунд Толедский в XII веке основал школы, в которых мусульманские, иудейские и христианские ученые работали сообща. И когда такое сотрудничество распространилось в центрах учености в Европе, то открыло новую эру в средневековой науке. Альфонсо X (р. 1221, правил 1252–1284) собирал при своем дворе ученых, исповедовавших три религии, так как желал тщательно проанализировать мудрость как Востока, так и Запада. Фердинанд III, король и святой, как гласит его эпитафия, был королем, который достаточно терпимо относился к нехристианским культам в мечетях и синагогах. Но времена изменились. Строгости, введенные Изабеллой, в целом одобрялись обществом, чего не случилось бы столетием раньше. И в Кастилии (но не в Арагоне) их энергично проводили в жизнь точно так же, как столетием раньше не стали бы этого делать. Они являлись реакцией на возросшее мусульманское давление на христианский мир после падения в 1453 году Константинополя и были выражением усиления религиозного рвения и религиозной нетерпимости в Испании. Они также представляли собой намеренный отказ со стороны королевы от африканского элемента в испанской культуре и в равной степени намеренное утверждение испанского общества в остальной христианской Европе, а также косвенно – новое утверждение социального и расового превосходства. Это были чувства уверенных в себе людей, подходящие для империи. Гранада была для испанцев тем, чем был Константинополь, уже ослабленный, в последние годы своего существования, для турок: кульминацией одной череды завоеваний и началом следующей.
Завоевание не избавило Испанию от страха перед исламом. Не сделало этого и испанское вторжение в Северную Африку, которое началось с захвата Мелильи в 1492 году, опередившего нападение на город турок. В начале XVI века турки завоевали Сирию и Египет и распространили свою власть почти на все побережье Северной Африки. Огромная мощь Османской империи тогда могла быть призвана на защиту мусульманских правителей на побережье и, возможно, даже на помощь недовольным восставшим маврам в Испании. На тот момент эта мощь была слишком велика, чтобы бросать ей вызов только силами испанских королевств. Тем временем энтузиазм и амбиции, подогретые войной с Гранадой, не угасали, лишь частично удовлетворенные победой. Выход для этой сдерживаемой воинственной энергии был предложен лишь год спустя после падения Гранады в донесении Колумба об островах в Западной Атлантике и его настойчивом утверждении, что эти острова можно будет использовать как стартовую площадку на пути в Китай. Через поколение чувства, которые сплотили испанцев против Гранады, превратились в оголтелый методичный империализм, который в поисках новых объектов для завоевания увидел свой шанс за океаном. Пока португальцы в своем стремлении создать империю искали в Западной Африке, помимо других целей, «черный ход» для нападения на арабов и турок, испанские имперские амбиции благодаря своевременному открытию устремились в новый мир.
Часть первая. Создание Империи
Глава 1. Острова и материк в Мировом океане
Завоевание большей части Андалусии в XIII веке открыло для Кастилии новые окна в мир. К Бильбао и более мелким гаваням Галисии и Бискайского залива, через которые кастильскую шерсть, доставленную караванами мулов из Бургоса, отправляли во Фландрию, завоевание добавило порты Мурсии и Валенсии с их доступом к итальянским запасам зерна и, что важнее всего, огромную гавань Севильи с ее оживленными верфями и процветающей торговлей с Северной Африкой. Фердинанд III нанимал галисийские корабли для блокады Севильи во время своего последнего нападения на нее, а когда город оказался в его руках, он сделал все, что было в его власти, чтобы восстановить и поддержать ее верфи. Кастилия стала влиятельной морской державой, имевшей флот, но не морской изначально. Кастильские идальго не сразу полюбили море. Севильская гавань считалась военным объектом – морской базой в грядущей борьбе за контроль над Гибралтарским проливом и безопасное сообщение между атлантическим и средиземноморским побережьями Кастилии. Офицеры и солдаты, участвовавшие в этих морских операциях, были вначале в основном итальянскими наемниками, и на протяжении многих лет традиционная морская торговля Севильи также оставалась в руках или пизанцев, или генуэзцев. Однако постоянная миграция моряков из Страны Басков и Галисии в Севилью и ее вспомогательные порты в XIV–XV веках привела к появлению здесь новых профессий. В Западной Андалусии возникло испанское морское сообщество. Моряки-иммигранты из Севильи, Кадиса, а также Палоса и Уэльвы близ устья Рио-Тинто искали выход для своей предприимчивости в Северной Европе, Португалии, Африке и на островах Атлантики.
Во многих этих морских предприятиях португальцы уже указали путь. У Португалии были обширное океанское побережье, население, значительная часть которого занималась рыболовством и мореходством, и влиятельный класс торговцев, почти полностью освобожденный от феодального вмешательства. Португальские рыбаки были первыми европейцами, которые начали эксплуатировать места рыбного промысла Мавритании. Португальские грузоотправители очень хотели и могли выйти за пределы атлантической торговли вином, рыбой и солью и заняться более широко распространенным и доходным промыслом – работорговлей, торговлей золотом и специями. В Западной Африке они нашли первые два из указанных товаров и даже заменители третьего – перец птичий и перец бенинский. На момент начала Войны за кастильское наследство они уже начали бурно развивающуюся торговлю с Гвинейским заливом. Порты Палос, Уэльва и другие в устье Рио-Пинто расположены очень близко к Португалии, и в те времена национальность моряков зачастую было трудно точно установить. Андалусийские моряки участвовали в португальских экспедициях, а андалусийские шкиперы следовали за португальскими вдоль побережья. Естественно, присутствие этих иностранных браконьеров вызывало негодование португальских монополистов, и это негодование подогревалось возможностью того, что острова, расположенные в близкой досягаемости от берега континента, могли быть использованы в качестве баз для контрабанды. Из четырех основных групп островов, находящихся в средних широтах Восточной Атлантики, на три – Мадейру, Азорские острова и острова Зеленого Мыса – португальцы заявили свои права и частично колонизировали их в течение XV века. Все три группы островов оказались ценными не только как порты для захода кораблей, но и как источники ходкой субтропической продукции. На четвертую группу островов – Канарских, – которая также была самой большой и располагалась ближе всех других островов к африканскому побережью, заявила свои права Кастилия как на дар папы римского в 1344 году. В отличие от других островных групп Канарские острова – или некоторые из них – были населены первобытными, но многочисленными и воинственными гуанчами
[8]. Заселение европейцами этих островов оказалось длительным и тяжелым делом, закончившимся через много лет после открытия Америки и начала торговли с Вест-Индией. В начале XV века различные искатели приключений, главным образом норманны, создали поселения на островах Лансароте, Иерро и Фуэртевентура и выражали свое почтение королю Кастилии. Эти поселения добились процветания, производя сахар, вино и пшеницу; а андалусские торговцы нашли еще один способ получения прибыли – они собирали морские раковины на островах и отправляли на берега Гвинеи, где использовали их в качестве монет. Португальцы не только пытались прогнать или захватить этих контрабандистов на берегу, но и нейтрализовать кастильские базы на Канарских островах, создав конкурирующие поселения на незаселенных островах этого архипелага.
