Конфликт в 1568 году был исключением. В целом отношения между папской властью и испанской короной, касающиеся религиозных дел в Индиях, были гармоничными. Папы ценили отзывчивость испанских королей во всех вопросах, затрагивающих их власть в Индиях, и сознавали свое собственное бессилие действовать там. Они обычно молча признавали распространение Patronato за пределы и так уже широких условий изначального дара. Короли со своей стороны честно и решительно исполняли свои чрезвычайные полномочия для достижения общих целей, которые должна была одобрить папская власть. Patronato не было средством освящения и укрепления власти короны. Еще меньше патронат был оправданием незаконного присвоения пожертвований религиозных организаций. В начале завоевания Индий на самом деле не существовало таких организаций, которые стоило бы пограбить, и корона пошла на расходы, чтобы их основать. Патронат в те времена был тем, что он и подразумевал, – средством обеспечения эффективности и быстроты воцарения церкви в Индиях и обращения индейцев в христиан без проволочек и возможных раздельных обсуждений, которые стали бы следствием постоянных обращений в Рим. На протяжении XVI века монархи Испании без исключения были очень преданы целям, для осуществления которых был установлен патронат. Они использовали свою власть, чтобы отправлять с миссионерским заданием людей с выдающимися способностями, опытом и рвением, которые – с учетом малого своего количества и масштаба стоящих перед ними задач – добились необыкновенных успехов.
Церковь в Испании в конце XV – начале XVI века пережила подъем религиозных волнений, во многом схожих с движением, которое потрясло церковь в Северной Европе поколением позже. Эти волнения были наиболее выражены среди монахов нищенствующих орденов, особенно среди строго соблюдающих предписания религии францисканцев. На протяжении многих лет для них были характерны недовольство относительной легкостью монастырской жизни и решимость вернуться к строгому уставу ордена францисканцев с его отказом от собственности. К этой приверженности изначальному уставу группы строго соблюдавших все предписания монахов, возникшие в Испании во второй половине XV века, добавили практику аскетического духовного уединения с жесткой самодисциплиной и, прежде всего, сильным ощущением своей евангельской миссии. Последователи блаженного Иоанна из Пуэблы и его ученика Хуана де Гуадалупе предпочитали проповедовать свое простое и суровое христианство среди бедных и пренебрегаемых всеми людей, особенно горцев-крестьян из Западной Андалусии и Эстремадуры и нехристиан. После завоевания Гранады такие монахи стали считать своей миссией чрезвычайно трудную задачу обращения в христианство мусульманского населения.
Движение за реформу и культ аскетизма приняло административную форму и стало более эффективным благодаря руководству и поддержке кардинала Хименеса де Сиснероса. Сиснерос – духовник королевы Изабеллы, францисканец, возглавлявший орденскую провинцию Кастилию, архиепископ Толедский, примас Испании, дважды регент – всю свою общественную жизнь стремился очистить испанское духовенство, усиливая аскетизм и проповедническую миссию монахов нищенствующих орденов. Среди своих монахов-францисканцев он, естественно, благоволил к тем, кто строго соблюдал все каноны веры, в противовес монастырским монахам, так что в год его смерти в Испании не осталось ни одного монастыря. С его одобрения прошли соответствующие реформы среди доминиканцев и иеронимитов. При нем после реформы число нищенствующих монахов сильно выросло; эти монахи образовали обученное и дисциплинированное духовное народное ополчение, готовое служить в любой точке мира. Более того, к аскетизму и дисциплине Хименес – основатель университета Алкалы, инициатор появления Библии, в которой текст был изложен на разных языках в параллельных колонках, поборник Philosophia Christi (христианской философии) в дореформаторской Европе – добавил еще одну характерную черту – гуманитарное образование. Его влияние привело к появлению среди монахов духовной и интеллектуальной элиты евангелического толка, которая благожелательно относилась к Эразму Роттердамскому и даже позднее в этом веке навлекла на себя подозрения в лютеранстве. В основном из таких людей и брались лидеры духовного фронта для Индий.
Американские индейцы, которые встречались испанцам во времена Хименеса, были слабыми и примитивными, а на островах после прибытия на них европейцев их численность стала сокращаться с устрашающей скоростью. Это прискорбное сокращение не давало возможности исполнять миссию по обращению в христианство местного населения. Тем не менее даже в таких безнадежных обстоятельствах чувствовалась реформаторская традиция нищенствующих монашеских орденов. Самые энергичные, хотя и не самые первые миссионерские попытки на островах предприняли доминиканцы. Среди их самых известных фигур Доминго де Бетансос, позднее ставший известным миссионером в Новой Испании, имел репутацию строгого и аскетичного реформатора. Говорили, что он повлиял на Лас Касаса, чтобы тот принял доминиканское облачение, что имело важное значение. Другой доминиканец, Антонио де Монтесинос, произвел фурор своими проповедями против жестокого обращения с индейцами и своими усилиями побудить королевскую власть к действиям от их имени. Поездка Монтесиноса в Испанию привела к принятию закона, исполненного самых благих намерений, но не к решительным действиям. Вероятно, в тех обстоятельствах никакие действия в рамках полномочий короны не могли бы принести большой пользы, да и условия на перешейке при жестоком правлении Педро Ариаса Авилы не давали широких возможностей для миссионерской деятельности. Первый большой шанс для миссионерской деятельности и вызов рвению монахов появились с вторжением в Новую Испанию, Гватемалу и на Юкатан. При общении с многочисленными оседлыми народами этих регионов миссионерская политика стала вопросом чрезвычайной важности. Религии этих народов включали обряды ужасающей дикости, но по отдельности индейцы оказались податливыми и разумными, а их сельскохозяйственный коллективизм обеспечивал основу, на которой можно было построить христианские общины. Сам Кортес написал императору из Мехико, прося прислать францисканских миссионеров, и решение вверить новую сферу деятельности монахам нищенствующих орденов было немедленно принято. Для того чтобы корона могла поручить духовные труды членам ордена с разрешения папской власти и чтобы члены этого ордена могли взять на себя пастырские священные обязанности, которые обычно возлагаются на приходских священников, необходим был папский закон. Необходимые полномочия были с готовностью гарантированы в 1522 году в булле Exponi nobis fecisti папы Адриана VI по прозвищу Omnimoda (всеми средствами). В 1523 году глава ордена францисканцев Франсиско де Киньонес, сам будучи испанцем, глубоко интересовавшимся на протяжении всей своей карьеры проблемами Индий, приказал Мартину де Валенсия, возглавлявшему орденскую провинцию Сан-Габриэль, приступить вместе со своими приверженцами к миссии в Мексике. Провинция Сан-Габриэль была одним из главных центров, где царило строгое следование всем церковным канонам. В него входили 175 монахов, почти все из которых намеренно оставили более легкую жизнь в монастыре ради суровых условий реформы. Некоторые, включая самого Мартина де Валенсия, были учениками Хуана де Гуадалупе и служили в Гранаде. Брат Мартин выбрал 12 самых способных и рьяных – число конечно же было выбрано намеренно, – и в 1524 году они пересекли Атлантический океан. В Мехико их принял Кортес с впечатляющим публичным смирением, где они немедленно приступили к методически спланированной миссии, основывая свои монастыри в главных центрах скопления индейского населения в долинах Мехико и Пуэбла. Вскоре за ними последовали другие группы нищенствующих монахов. Первые доминиканцы прибыли в 1526 году тоже сначала в количестве 12 человек, включая Бетансоса и четырех человек с Эспаньолы, хотя их численность сократилась в дороге ввиду смерти нескольких членов группы. Сначала они обосновались в густонаселенной Алта-Миштека (Мистеко), где сохраняли фактическую монополию много лет. Августинцы появились в 1533 году. Об их миссии известно меньше, но они построили в Новой Испании несколько великолепных церквей – в том числе в Аколмане и Юририи, – и среди них были выдающиеся писатели и ученые, включая поэта и просветителя Луиса де Леона и богослова Алонсо де ла Веракруса, который учился у Витории в Саламанке. Брат Алонсо провел большую часть своей долгой и продуктивной карьеры проповедника и ученого в Новой Испании и был первым профессором-библиоведом в Университете Мехико, который был основан по императорскому указу в 1551 году. Смело и открыто перед всем университетом он поддержал Луиса де Леона, когда этот несчастный мистик за недооценку текста Вульгаты (латинский перевод Библии. – Пер.) и буквальный перевод Песни Песней Соломона из Ветхого Завета был арестован инквизицией.
