Почти в каждом испанском законодательном акте, касающемся обращения с индейцами, утверждалось, что индейцы – свободные люди. В Индиях были рабы, разумеется, и не только африканцы, привезенные в качестве рабов, но и индейцы, захваченные в плен во время бунта и обращенные в рабство в качестве наказания; но последние были исключениями. Обычно считалось, что статус индейца под властью Испании – «юридически свободный», и это важно для понимания того, что в испанском законодательстве означало слово «свободный» в этом контексте. Оно означало свободу передвижения, смены места жительства по его желанию, свободу владеть собственностью (за исключением такого имущества, как лошади и огнестрельное оружие, по причине и безопасности, и социального «уровня»); свободу возбуждать иск и быть ответчиком в суде (подчиненную правилам, определяющим различную ценность свидетельских показаний людей, принадлежащих к разным классам) и неограниченный доступ к соответствующим судам; свободу выбирать себе занятие в жизни, менять его и своего работодателя. Безусловно, это слово не означало свободу исповедовать ошибочную религию, как только им была открыта истинная религия (хотя епископы обращались с индейцами гораздо снисходительнее в этом отношении, чем с испанцами, и у святой инквизиции в XVI веке не было над ними власти). А также – и это был самый важный момент – свобода не означала свободу не работать, быть предоставленным самому себе, не делать никакого вклада в благосостояние общества и доходы короны. Король защищал своих подданных, отправлял среди них правосудие, защищал их права согласно их общественному положению. В обмен на это его феодальный вассал – encomendero должен был служить в армии, церковнослужитель – проповедовать и молиться; крестьянин-индеец – работать и обеспечивать других плодами своего труда. Короче, свобода индейца в том смысле, в котором испанские законодатели использовали это слово, означала mutatis mutandis (с соответствующими изменениями) ту свободу, которую имел юридически свободный крестьянин в Испании, свободу в контексте общества в целом, к которому он принадлежал и по отношению к которому должен был выполнять соответствующие обязательства, как устанавливала традиция.
Всего через несколько лет после возникновения первого поселения на Эспаньоле путем жалоб и прошений колонистов корона была поставлена в известность о трудности применять испанские понятия общественного порядка к людям, которые обычно жили в «праздности», если можно так выразиться, вели примитивное, скудное существование, обеспечивая себя сельскохозяйственным трудом, охотой и рыболовством. В этих обстоятельствах принуждение с целью заставить аборигенов выполнять разумный объем работы в интересах общества не считалось несовместимым с их статусом свободных людей. Обязательный труд того или иного рода был широко распространен в Европе, и тех, от кого требовался этот труд, не путали с рабами. Указания, данные Овандо как губернатору, иллюстрируют этот вопрос. Получив назначение, он должен был провозгласить индейцам, что они свободные люди и могут перемещаться по острову по своему желанию. Они должны были платить дань, как это делают все подданные короля. Их нельзя было заставлять работать только на короля ни на мытье золота, ни на общественных работах; ни один испанец не мог ограбить или причинить им вред. Через несколько месяцев после своего приезда Овандо сообщил, что, когда индейцам сказали, что они свободные люди, они убежали в заросли и оставили поселения без пищи и рабочих рук. Его полномочия к принуждению соответственно были укреплены в новой серии указаний, посланных ему в 1503 году: индейцев следовало заставить селиться организованно в деревнях; каждая деревня должна была находиться под защитой покровителя-испанца, который обязан был обеспечить деревне школу и священника; для удобства работы по найму деревни следовало располагать вблизи «рудников», то есть рядом с золотоносными реками; индейцам можно было приказать работать в случае необходимости не только на «рудниках», но и на строительстве, и в поле, и не только на корону, но и на частных работодателей. Периоды работы по найму должны были быть умеренными, а заработки – справедливыми; в добавление к своей занятости каждый индеец должен был иметь дом и надел земли, который он не мог отчуждать; смешанные браки между испанцами и индианками следовало поощрять; и во всех случаях с индейцами следовало обращаться «как со свободными людьми, ибо таковы они и есть».
Нечего и говорить, что эти инструкции полностью противоречили обычаю индейцев-таино, и неразвитое колониальное правительство не обладало властью претворить их в действие. Овандо истолковал их как разрешение расширить временно repartimiento времен Колумба: поделить все мужское население Эспаньолы на группы приблизительно по 100 человек или численностью кратной ста, дав этому название и юридическую форму (с которой как comendador Алька́нтары он, вероятно, был знаком в Испании) encomienda. Каждая группа индейцев была приписана к испанцу, который, – руководствуясь обязанностями и ограничениями, изложенными в инструкции, – мог использовать их труд по своему выбору. Институту encomienda в этой первой незрелой форме Фердинанд как регент Кастилии дал свое юридическое одобрение в указе от 1509 года, который предусматривал, что по завершении любого нового завоевания adelantado, или губернатор, может поделить аборигенов завоеванной территории среди завоевателей.
Encomienda времен Овандо нарушала юридическую свободу индейцев в том, что вместо того, чтобы возложить на них общую обязанность работать (что считалось совместимым со свободой), она ставила их в постоянную личную зависимость от отдельных испанцев. Поэтому она вызывала серьезные принципиальные возражения. Однако более очевидными и непосредственными последствиями были человеческие страдания, которые могли быть вызваны такой безграничной – так как неконтролируемой – зависимостью. Испанские поселенцы сами переживали большие трудности. Многие из них умерли вскоре после прибытия на Эспаньолу. Энергия оставшихся в живых была сконцентрирована главным образом на жадных поисках золота, но им тоже надо было поддерживать свою жизнь: находить пропитание, строить себе пригодные жилища. Между их возбуждением от золотой лихорадки и отчаянной борьбой за выживание в их разуме не было места для сопереживания или чувства ответственности. Они испытывали только яростное раздражение по отношению к непрактичным, ненадежным дикарям, которые не имели понятия о постоянной работе, вечно убегали в леса или непредсказуемо умирали. Индейцы действительно умирали в огромных количествах, так что их хозяева, чтобы продолжать производство золота, преследовали и пороли оставшихся в живых индейцев, чтобы получить от них последнюю унцию их труда, прежде чем они умрут. Это были преступления, которые ужасали миссионеров-доминиканцев, прибывших из Испании на Эспаньолу в 1510 году. Из многих причин сокращения численности индейского населения некоторые – разрушение их общества, убийства детей, отчаяние – были непонятны для европейцев; другие – голод и чума – были божественными актами, знакомым и неизбежным жребием многих людей в Испании и других местах. Миссионерам нечего было сказать по этому поводу. Их негодование было обращено на ужасы, которые они считали предотвратимыми, – порка кнутом, порабощение и институт encomienda, который делал их возможными.
