Из всех возможных видов торговли с Испанской Америкой в то время самой многообещающей и выгодной в глазах современников была торговля африканскими рабами. Рабы были необходимы для процветающей сахарной промышленности, а тяжелый, опасный и сопряженный с большим риском бизнес транспортировки их за четыре тысячи миль через океан стал бизнесом, стоящим по важности на втором месте только после самой сахарной промышленности. Эта торговля требовала огромных капиталовложений в корабли, крепости и лагеря для содержания рабов – расходов, оправданных только большим масштабом бизнеса, возможного только под защитой монополии. В меркантильном мире, который рассматривал монополию как жизненно необходимую меру защиты, а торговую конкуренцию – как мягкую форму войны, неизбежно торговля рабами дала толчок к нескончаемым международным спорам. Обладая самой большой и населенной колониальной империей, испанцы не имели опорных пунктов на берегах – источниках рабов и зависели от поставок рабов иностранцами. Когда Asiento с португальцами закончился восстанием в 1640 году (и Португалия, с 1580 года входившая в состав Испании, снова отделилась), эта торговля почти полностью стала контрабандной, находясь преимущественно в руках голландцев, но за последнюю четверть века английская «Ройал Африка компа-ни» и французская «Гвинея компани» вытеснили голландцев из большинства их опорных пунктов в Западной Африке. Испанцы больше предпочитали установленную по обоюдному согласию монополию неорганизованной контрабанде и прекрасно понимали, что возрожденному Asiento придется перейти в руки иностранной компании. Англичане и французы были явными конкурентами. Их торговые планы были аналогичными: сохранить монополию в поставке рабов в свои собственные колонии, продавать их излишки в иностранные колонии при любой возможности и, прежде всего, обеспечить себе долю – или еще лучше монополию – в снабжении рабами испанских колоний. На самом деле в XVII веке испанцы в Вест-Индии не испытывали потребности и не могли себе позволить покупать очень большое количество рабов; золотые деньки кубинской сахарной промышленности были еще впереди. Однако горнодобывающие отрасли на материке начали проявлять признаки возрождения, а преувеличенное представление о важности Испанской империи как источнике богатства и рынка товаров и рабов преобладало во всей Северной Европе. Оно сохранялось до XIX века. Торговля была меркантилизованной версией легенды об Эльдорадо – желанной награде, в равной степени труднодостижимой и тем не менее являющейся причиной непонимания и войны.
К концу XVII века Asiento стали считать такой ценной концессией, что ее получение имело все характеристики международного договора. Ее неизбежно использовали в качестве инструмента испанской внешней политики. И Карлу II, и королю Англии Вильяму III не удалось добиться Asiento для своих подданных. Политические обстоятельства – вероятность союза двух королевских домов или по крайней мере воцарение бурбонского принца на испанском престоле – были благоприятны для французов. В конечном счете в 1702 году был заключен Asiento с французской «Гвинейской компанией». Во Франции была создана Compagnie de la Mer Pacific в основном для того, чтобы нанимать бретонские корабли, которые до заключения Рисвикского мирного договора действовали как каперы и пираты в испанских водах в Америке. За годы последовавшей вскоре войны французские шкиперы, выходившие в основном из Сен-Мало, использовали Asiento как прикрытие для контрабанды в Буэнос-Айрес. Оттуда они огибали мыс Горн и при попустительстве вице-королей (франкофилов или просто продажных) вели бурно развивающуюся торговлю в тихоокеанских портах Южной Америки. В то же время французские советники, окружавшие Филиппа V Бурбона в Мадриде, получали все больший и больший контроль над прямой торговлей с Портобело. Единственный официальный караван кораблей, посланный на перешеек в годы войны, отплыл с французским охранением. Перуанский рынок стал на какое-то время площадкой для конкуренции между тонкой струйкой французских товаров, пересекающей перешеек на законных основаниях, и гораздо большим потоком более дешевых контрабандных французских товаров, привезенных в обход мыса Горн. Естественно, такое положение дел не устраивало ни англичан, ни голландцев. И в то время как главной задачей англичан в Войне за испанское наследство (1701–1714, но Англия подписала мир с Францией и Испанией в 1713 г., а Габсбурги – в 1714 г.), несомненно, было держать Людовика XIV и его родственников подальше от тронов Испании, Нидерландов и Индий, по крайней мере второстепенным мотивом было помешать французской «Гвинейской компании» сохранить Asiento на поставку рабов.
Война велась главным образом в Европе. В Вест-Индии испанцы с помощью своих новых французских союзников впервые за много лет сумели перейти в наступление на англичан. Бенбоу было трудно защищать Ямайку, так что английские поселения и торговля сильно пострадали от французских и испанских каперов. Единственной серьезной попыткой возмездия было успешное нападение Уэйджера на галеоны у берегов Картахены в 1708 году, что было катастрофой для Carrera, в которой отчасти были виноваты взаимные подозрения испанцев и англичан. Это была успешная война в Европе, которая в конечном счете дала возможность англичанам по Утрехтскому договору в 1713 году получить от Франции и Испании то, за что они воевали: твердые гарантии того, что Испанские Нидерланды и Испанская Америка не попадут под владычество Франции, а также перехода договора на поставку рабов, наряду с некоторыми другими правами в торговле в Испанской Америке, в руки английской South Sea Company, созданной специально для этой цели.
Только истощение ресурсов и частичное поражение могли заставить испанское правительство согласиться на такие уступки. Испанская корона все еще претендовала на господство в обеих Америках, за исключением тех немногих мест, в которых она прямо признала права других. Эти притязания во многих регионах даже Карибского моря были пустыми. На материке в провинциях, безоговорочно признанных испанскими, огромные горные и лесные территории так и не были заняты или даже исследованы. Непокоренные и зачастую враждебно настроенные индейские племена жили на самом Панамском перешейке на расстоянии нанесения удара по главному пути перевоза богатств из Перу в Испанию и по Портобело, где проводилась самая большая торговая ярмарка в Америках. Небольшие группы английских поселенцев жили в лагерях, разбросанных в Белизе на берегу Гондурасского залива и на Блэк-Ривер на Ямайке. Эти Baymen (жители побережья залива), как их называли, зарабатывали себе на жизнь тяжелым трудом – рубили и продавали кампешевое дерево (сандальное дерево, синий сандал) для красильной промышленности. Периодически они получали помощь от правительства Ямайки, и, хотя они жили в глубине испанской территории, их невозможно было выгнать. Острова Ямайка, Кюрасао и Сан-Доминго (Эспаньола, Гаити) были безвозвратно потеряны. Большая часть Малых Антильских островов, включая самые лучшие земли для выращивания сахарного тростника в Новом Свете, так и не занятые испанцами, была заселена англичанами, французами, голландцами или датчанами, и на протяжении XVIII века эти территории были местом, где развернулось новое международное соперничество, в котором притязания Испании даже почти не рассматривались. Но от этого испанские претензии не стали меньше; для испанских государственных деятелей то, что Испания не подарила в прямой форме, было по-прежнему ее по праву.
