Самодовольная аристократия – общество белых в Индиях – была чрезвычайно консервативной, со строгими манерами, в целом с узкими интересами и мировоззрением и ограниченными формами социальных контактов. Общественные центры официальной жизни – дворец вице-короля или губернатора, audiencia для судебного братства, муниципальный cabildo, здание consulado (там, где оно было) для торгового сообщества, собор или приходская церковь почти для всех тоже были естественными центрами общественной жизни. Люди встречались и сплетничали в церкви или около церкви, а также на церемониях, шествиях, боях быков и тому подобных мероприятиях, организованных в связи с церковными или светскими праздниками. В таких случаях было много разговоров, а иногда и серьезных ссор по поводу того, чье положение выше – это была озабоченность, давно характерная для Индий, да и для Испании. Другим важным средоточием общественной жизни был театр. В Мехико и Лиме было по два постоянных театра: Coliseo в Лиме был превосходно отстроен после землетрясения. Университеты и женские монастыри часто ставили театральные спектакли; вице-короли и даже архиепископы разрешали играть пьесы для избранных зрителей в своих patios, или в парадных залах, своих дворцов. Помимо театра, искусства вообще не предоставляли больших возможностей для собраний людей. Музыку не очень любили, за исключением легкого аккомпанемента в монастырских школах, и в колониях не было крупных композиторов. Что касается живописи, то она демонстрировала, хоть и с гораздо меньшими отличительными особенностями, некоторые характерные черты колониальной архитектуры. Живопись была представлена главным образом официально заказанными портретами, выделявшимися больше своей пышностью и размерами, чем какой-то утонченностью в изображении характера.
Между поверхностным и официальным общением на публичных сборищах и охраняемой частной жизнью людей из высшего света было немного гостевых домов и, следовательно, немного возможностей для серьезного неформального разговора о вещах, которые волновали всех. Доброжелательное общество клуба и кофейни, которое в Европе во многом способствовало оформлению общественного мнения, в городах Индий едва ли существовало. Научные академии и любительские общества того рода, которые в Европе стимулировали интерес высшего общества к точным и гуманитарным наукам и искусствам, в Индиях были малочисленными и недолговечными. Недоверие официальных лиц к встречам за закрытыми дверями, возможно, в какой-то степени препятствовало им, но главной проблемой было маленькое число их приверженцев. Мужчины-креолы проявляли больше интереса к лошадям, нежели к идеям. В основном темы, представлявшие интерес для всех, серьезно обсуждались только на собраниях для общения в частных домах; но было трудно развиться какому-нибудь подобию салонного общества, когда большинство женщин из высшего общества были малообразованными и вели сравнительно уединенную жизнь.
Университеты – официальные хранилища знаний (некоторые из них были уже старинными и известными) не могли должным образом заполнить этот пробел. XVIII век не был веком выдающегося интеллектуального оживления в университетах, находящихся в любом уголке Европы. Более того, университеты в Индиях понесли серьезную утрату при изгнании иезуитов. В средние десятилетия этого века идеи Декарта, Ньютона и Лейбница – насколько они вообще были известны в Индиях – разъяснялись лекторами-иезуитами в Лиме и Кито. Просвещенные вице-короли, такие как Амат
[101] в Перу в 1761–1776 годах, настаивали, чтобы университеты включали в свои учебные программы современные точные науки и философию, но знающих лекторов было мало. В большинстве учебных планов преобладала формальная схоластика, по крайней мере до 1780-х годов. Интеллектуальная руководящая роль, которую университеты предлагали колониальному обществу, была в лучшем случае умозрительной и лишенной вдохновения.
Однако, несмотря на все препятствия, общество в Индиях в XVIII веке не было лишено своей собственной интеллектуальной жизни, а в последние десятилетия века эта жизнь заметно ускорилась и расширилась. Уже были упомянуты sociedades económicas de amigos del país. Само существование этих официальных и сознающих свою значимость объединений общественно активных граждан в последние два десятилетия этого века является доказательством того, что теоретические и экспериментальные исследования, независимые от богословия, становились довольно распространенными, что энциклопедический склад ума, как в Испании, так и в Индиях, был принят в определенных пределах как заслуживающий уважения. Да, такие общества обычно имели в виду практические цели и занимались главным образом сельским хозяйством, популярным образованием и интересовались экономическими и общественными проблемами. Интересы некоторых их основателей и членов, однако, выходили за эти рамки и охватывали медицину, физику и биологию, даже философию и экономическую и политическую теорию. Многие из их ведущих членов были врачами. Ряд квалифицированных врачей приехали в Индии, отчасти потому, что правительство еще с XVI века стало проявлять интерес к общественному здравоохранению, а отчасти потому, что вице-короли, назначенные в места, имевшие репутацию вредных для здоровья, брали с собой своих медиков. В результате и медицинская практика, и медицинское образование в главных городах Индий во второй половине XVIII века находились на поразительно современном уровне. Вакцинация от оспы, например, стала широко применяться в Индиях вскоре после ее введения в Европе. Талантливые врачи часто обращали свое внимание к естественным наукам. Таким человеком был знаменитый Хосе Селестино Мутис, который состоял в переписке с Карлом Линнеем и обширный проект которого по проведению полного ботанического обзора получил финансирование от вице-короля Новой Гранады. Хотя Мутис жил в Южной Америке большую часть своей взрослой жизни, он был испанцем с Пиренейского полуострова; у него было несколько выдающихся учеников-креолов, из которых самым известным был Кальдас, в течение некоторого времени бывший директором астрономической обсерватории и ботанического сада в Боготе (Санта-Фе-де-Богота). Мутис был также одним из основателей sociedad económica в Боготе. Подобные научные общества много делали для распространения научных открытий и идей. Большинство из них выпускали или были связаны с выпуском периодических изданий, из которых Aurora de la Habana, Gazeta de Guatemala и Mercurio peruano были, наверное, самыми глубокими и разнообразными. Эти журналы часто содержали серьезные статьи на научные темы. В распространении научных знаний и поощрении дискуссий такие общества обычно получали поддержку от колониальных властей. На протяжении XVIII века испанская корона выступала в роли просвещенного покровителя научных исследований в Америках; она финансировала экспедиции за свой счет, приветствовала и поощряла путешествия европейских savants (ученых), таких как немец Гумбольдт (1769–1859) и француз Бонплан (1773–1858).
Научная сторона Просвещения достигла Индий главным образом благодаря Испании и с официального благословения испанских властей. Политическая и общественная теория была другим вопросом. Произведения Бенито Херонимо Фейхо-и-Монтенегро (1676–1764) – ученого, писателя и монаха-бенедиктинца – с их строгой критикой суеверий и нацеленностью на рациональный метод были широко популярны в Америке, несмотря на опасения ортодоксов и консерваторов. Мадридское либеральное периодическое издание Espiritu de los mejores diarios было доступно всем желающим, и идеи, содержащиеся в нем, распространяли sociedades económicas и американские журналы, которым хоть и было официально запрещено обсуждать политику, но они могли критиковать и критиковали общественно-политический строй косвенно в очерках об образовании. Но все это по европейским меркам было чепухой. Самые волнующие политические идеи того времени исходили из Франции или – что еще хуже – из Англии или Северной Америки. В этих странах авторы открыто нападали на деспотизм, за исключением деспотизма «народа». Испанские интеллектуалы, находившиеся в тесных контактах с Францией, неизбежно поддались этому влиянию. До некоторой степени просвещенный деспотизм Карла III (правил 1759–1788) и гораздо менее просвещенный (и менее действенный) деспотизм его преемника Карла IV (правил 1788–1808) могли быть суровыми по отношению к публичной критике их политики или принципов, на которых покоилась их власть, особенно в Индиях. Оба монарха были в этом отношении менее толерантными, чем их великий тезка Карл I (он же император Карл V) в XVI веке.
