Работниками у них были татары из соседних селений. Эти татары часто наводили конокрадов татар же, и те уводили от меннонитов лучших лошадей. Рядом с хорошими чертами у меннонитов, как у ярых собственников, была жестокость. Иногда возникали дела о пытках, учиненных ими над заподозренными в краже татарами.
Интересная психологическая черта: будучи ярыми собственниками – в особенности когда дело касалось кражи лошадей, – они свои принципы ставили выше всего. Помню характерный случай. У колониста Эро украли пять самых лучших его лошадей, чем нанесли страшный вред его хозяйству. Эро от кого-то узнал, кто совершил эту кражу, но так как он дал слово лицу, сообщившему ему эти сведения, никому об этом не рассказывать и не выдавать его, то на все мои вопросы отвечал, что ничего не может сказать, потому что дал слово. Так он виновных и не выдал, и дело за необнаружением виновных было прекращено. Впоследствии я узнал, что татары, узнавшие этих лошадей, пригнали ему двух измученных, отощавших, а остальные, самые лучшие, так и пропали.
Александр Степанович Пругавин знакомился с этими меннонитами и много беседовал с ними. Приезжая в какое-нибудь село, он отыскивал сектантов.
Глава пятая
Как-то раз встретил меня на улице в Самаре местный общественный деятель, о котором я говорил выше, А. Н. Хардин, и говорит:
– Хотите познакомиться с интересным человеком? Да и он этого хочет.
Я изъявил живейшее согласие. На другой день ко мне пришел Павел Александрович Гайдебуров, ныне покойный, бывший редактор журнала «Неделя»
291Это был тип русского интеллигента. Журнал «Неделя» за всё время своего существования, в особенности в 1880-х годах, пользовался необыкновенной популярностью, преимущественно в провинции, среди «третьего» элемента: земских врачей, учителей и вообще земских деятелей.
С Гайдебуровым мы подружились и до конца его жизни поддерживали хорошие, сердечные отношения. Приезжая в Петербург, я неизменно посещал редакционные вечера «Недели» на Ивановской улице. Там я имел возможность познакомиться с массой литераторов. С удовольствием вспоминаю о знакомстве с милой Ватсон, Ольгой Шапир
292.
На этих же вечерах я познакомился с приобретшим впоследствии известность Михаилом Осиповичем Меньшиковым, будущим столпом газеты «Новое время»
293Это было в 1880, 1884, 1885 годах. Меньшиков носил тогда форму мичмана, был большим поклонником Льва Николаевича Толстого. Интересовался «мужиком». С литературных вечеров Гайдебурова мы с Меньшиковым вместе возвращались, так как жили в одном районе. Шли пешком и всю дорогу беседовали. Любил он расспрашивать о бытовых крестьянских делах. О евреях отзывался очень корректно, ничего антисемитского в его суждениях не было. Напротив, интересовался деятельностью евреев в Самаре и признавал пользу последних в торгово-промышленной области. Меньшиков любил больше слушать, чем говорить, а говорил он тихо, медленно и мягко.
Мы расстались, когда он ушел после смерти Гайдебурова из «Недели» к Суворину
294, в «Новое время», и сделал быстрый скачок вправо. Стал проводником самых человеконенавистнических идей. Всё еврейское, как худое, так и хорошее (впрочем, хорошего он, кажется, за евреями ничего не признавал), беспощадно осуждал, и, можно сказать, на его фельетонах воспиталось много специфических общественных деятелей.
Не виделся я с ним в течение чуть ли не десяти лет. В 1902 году, будучи в Петербурге, зашел к Анатолию Федоровичу Кони. При мне пришел туда и Меньшиков. Я еле-еле его узнал. Вместо мичманской тужурки на нем был длинный довольно поношенный черный сюртук. Он облысел. Кони хотел нас познакомить, но мы оба сказали: «Мы знакомы». Обратившись к Меньшикову, я сказал:
– Как вы изменились, Михаил Осипович! Какая перемена с тех пор, как я вас видел в редакции «Недели»!
Я имел в виду исключительно перемену его наружности. Меньшиков, должно быть, понял иначе, счел, что я намекаю на перемену его образа мыслей и на сотрудничество его в «Новом времени». Он что-то пробормотал в ответ и тут же удалился.
От Кони мы вышли вместе с Евреиновым, управлявшим короткое время Министерством путей сообщения, человеком либерального образа мыслей. Дорогой Евреинов мне сказал:
– Однако, вы очень сконфузили Меньшикова.
Редакционные вечера «Недели» были весьма интересны. Постоянными посетителями этих вечеров были, между прочим, А. Ф. Кони, П. И. Вейнберг, Н. С. Таганцев, поэт Случевский
295, артисты и другие. Кони, Вейнберг и Случевский перекидывались импровизированными юмористическими стихами.
Кстати, раз я упомянул о столпе «Нового времени» Меньшикове, мне хочется упомянуть и о другом сотруднике той же газеты, Василии Васильевиче Розанове. С ним я познакомился у сестры Николая Георгиевича Михайловского, Слободинской. Гарин-Михайловский нарочно завел разговор о евреях, желая вызвать, как он выразился впоследствии, Розанова на поединок. Но тот произвел на меня впечатление, какого я не ожидал. Ярый антисемит на столбцах «Нового времени», он тогда, в доме Слободинских, по еврейскому вопросу высказывал крайне корректные взгляды на историческую роль евреев в настоящее время, а также и в будущем. Ни малейшей злобы, никакой вражды по отношению к евреям не наблюдалось. Но чувствовалось какое-то философское, оригинальное мировоззрение.
– Евреи, – говорил он, – дали христианство, они еще много хорошего дадут.
Держал он себя скромно, говорил просто и, в общем, производил очень хорошее впечатление.
От сотрудников «Нового времени» мне приятно перейти к двум другим литераторам: к Глебу Ивановичу Успенскому и Николаю Николаевичу Златовратскому
296Их имена теперь забываются, а для нас это были символы чистой любви к народу.
