Генрих Слиозберг вспоминал Якова Тейтеля 1890-х годов, как ставшего «как бы своим» и в Петербурге, и в Москве: «Приезжал он с большим портфелем бумаг, т<о> е<сть> разных челобитен, прошений, писем… Тейтель и его жена, пешком и на трамваях, носились по столицам, торопились на приемные часы и исполняли поручения… Эти короткие побывки в Москве и Петербурге <…> давали возможность Тейтелю запасаться новыми силами. Он освежался, заводил новые связи, которыми он никогда не пользовался для себя лично»
34.
С писателем Николаем Гариным-Михайловским, «рыцарем духа», как его называл Сергей Елпатьевский, близкий друг и врач А. П. Чехова, Тейтель дружил и сотрудничал многие годы. «Его глаза и сердце были обращены вперед, к светлому демократическому будущему России <…>. При том <он был> мечтатель с необыкновенной фантазией и необыкновенно быстро реализировавший свои мечты, не знавший и не признававший препятствий к немедленному <их> осуществлению, как бы ни фантастичны казались они»
35, – эту характеристику Гарина-Михайловского в полной мере можно было бы отнести и к самому Тейтелю, энергичность которого стала легендарной. Оба они, и Гарин-Михайловский, и Тейтель, всегда искренние, всегда правдивые, были типичными представителями либеральной интеллигенции, максималистами, энтузиастами, страстными к жизни и ко всему передовому.
У Тейтеля была безошибочная интуиция на талантливых и интересных людей: он всегда умел их находить, им помогать и годами с ними дружить, как в России, так и в эмиграции. Его интересовали личности неординарные, яркие: исследователь Центральной Азии и Сибири Григорий Потанин, устроитель крестьянского кумысного курорта в Самарской губернии Алексей Бибиков, врач-психиатр Осип Фельдман, один из первых в России, кто стал проводить публичные сеансы гипноза и применять свои способности в следственной практике. В альбоме психиатра Фельдмана, содержащем сотни фотографий и автографов известных россиян, можно увидеть фотопортрет Тейтеля 1900 г. и прочесть слова его жизненного кредо: «Так как золотой век космополитизма не скоро наступит, то считаю своим долгом бороться за права своего народа. Это мне не мешает любить все человечество и своими друзьями иметь лучших людей других национальностей…»
36.
Где бы Тейтель ни жил – в Самаре или в Ницце, в российских или европейских, провинциальных или столичных городах, – он одинаково неутомимо создавал свои клубы талантливых и достойнейших людей, его жилища заполнялись теми, кто искал у него помощи или общения. По вечерам у него собирались десятки, а иногда и сотни гостей. Назывались эти собрания то «журфиксами», то «ассамблеями», то «огоньками». В них участвовали актеры и литераторы, чиновники и вольнодумствующие, богатое купечество и земская интеллигенция, священники и раввины, ученые, военные и врачи, путешественники и политические ссыльные, поэты и коммерсанты. На еврейскую Пасху у Тейтеля за одним столом собирались и русские, и евреи. Тейтель был энергичным организатором этих встреч, зазывая всех знакомых и малознакомых гостей на «новости из Питера» или на модного писателя, на обсуждение последней премьеры или идейных вопросов. Пресса отмечала, например, что «жить в Самаре и не знать Я<кова> Л<ьвовича> Тейтеля – всё равно, что жить в Риме и не видать папы»
37В кругу самарских гостей Тейте-ля были Максим Горький и молодой Владимир Ульянов (Ленин), этнограф Александр Пругавин и прозаик Евгений Чириков. Тейтель был дружен с публицистами Василием Чешихиным, Николаем Ашешовым, с прозаиками Глебом Успенским, Николаем Златовратским, с переводчиком Гете и Шиллера Петром Вейнбергом, встречался в Ялте с Антоном Чеховым, был знаком с философами Владимиром Соловьевым, Василием Розановым и Львом Шестовым. Его привлекала не только русская творческая интеллигенция, но и популярные в те годы еврейские авторы: он переписывался и встречался с такими известными поэтами и писателями, как Шимон Фруг, Ицхак Перец, Хаим Бялик, Шолом Аш, Шолом Алейхем. В годы беженской жизни Тейтеля среди его друзей также были писатели, поэты, публицисты, драматурги – в Берлине, Париже, Ницце: Августа Даманская
38, Владимир Бурцев, Михаил Осоргин, Василий Немирович-Данченко, Александр Буров, Александр Гидо-ни, Яков Юделевский, поэты Илья Британ, Леон Мунштейн (Лоло), другие.
Самобытная и деятельная фигура Тейтеля как типичного представителя провинциальной еврейской интеллигенции вдохновляла публицистов и писателей. Его чертами наделен ряд литературных персонажей. Именно поэтому в раздел «Портрет по памяти: Я. Л. Тейтель в русской литературе» данной книги включены отрывок из повести Н. Г. Гарина-Михайловского «В сутолоке провинциальной жизни», рассказ А. П. Бурова «Великосветская свадьба» и стихотворение Л. Г. Мунштейна (Лоло).
Со временем общественная деятельность стала привлекать Тейтеля всё больше, а его открытость людям становилась всё более востребованной. «Несмотря на свои внешние недостатки <…>, Самара представляла собой город бойкий, торговый и живой, без специфической черты провинциальной затхлости, столь присущей многим губернским городам прошлой нашей матушки Руси. Самара напоминала нечто вроде корридора большой коммерческой гостиницы, где сталкивались и расходились деловые люди по разным направлениям – кто в Сибирь и на Дальний Восток; кто в Туркестанские края, а кто и на Запад, в сторону Имперских столиц и дальше – в Европу»
39В «Одессу на Волге», как называли тогда этот город, хлынула еврейская молодежь из уездных местечек
40К 1887 году в Самаре было уже две синагоги, в 1895-м была зарегистрирована городская еврейская община. В эти годы Яков Тейтель активно включился в деятельность местных общественных организаций, стал ходатаем по делам о разрешении жительства семьям еврейских ремесленников, занялся спасением евреев от высылки из Самары, – начавшей интенсивно расти в 1890-е годы и даже обретшей славу «русского Чикаго»
41«Все рассчитывали на известную отзывчивость Тейтелей, на их громадное знакомство и связи (которые преувеличивали) и верили в успех их заступничества, и шли-шли без конца по деревянной лестнице дома <…>. И, действительно, Я<ков> Л<ьвович>, приняв «дело», принимался взапуски хлопотать, нажимая все известные ему административные и другие кнопки, осаждая всё и всех просьбами за «клиента»; предназначенный к высылке из города оставался в нем, безработные получали места, учащиеся – пособие или стипендию через «Сам<арское> Общ<ество> поощрения образования». Я<ков> Л<ьвович> стал усердным, незаменимым работником < … >»
42В самарской квартире Тейтелей, расположенной в доме на углу Предтеченской, дом 16, (впоследствии Некрасовской) и Садовой улиц, «образовалось своеобразное учреждение: смесь бюро бесплатной помощи и консультации по разным делам с непосреднической конторою для приискания мест – чуть ли не зародившаяся ячейка будущего Соцбеза»
43.
