Западноевропейские евреи видели только казовую
420, внешнюю сторону еврейской молодежи, часто непривлекательную, но вполне объяснимую.
Еще в 1910 году в Петербурге некоторые общественные деятели решили образовать просветительный фонд, цель которого заключалась в поддержке заграничной учащейся молодежи, а, главное, в создании Еврейского университета или иного высшего учебного заведения в России. В этом высшем учебном заведении, по мнению инициаторов, не только евреи студенты будут себя чувствовать «дома», но и еврейские ученые будут применять свои знания в качестве профессоров и лекторов. Научных сил много у евреев и Еврейский университет, по убеждению инициаторов, несомненно, занял бы почетное место не только среди университетов России, но и Западной Европы. Кто не знает истории многих ученых евреев, которым недоступны были профессорския кафедры, только потому, что они евреи!
Такие факты еще больше укрепляли убеждение А. А. Пресса и его единомышленников в необходимости существования Еврейского университета, и они стали хлопотать о разрешении открыть такое высшее учебное заведение. Бюрократические сферы разно относились к этому вопросу. Многие ухватились за эту мысль, считая, что с основанием Еврейского университета можно будет очистить русские университеты от нежелательных протестующих элементов и сконцентрировать всех евреев-студентов в особом университете, где легко будет иметь за ними наблюдение. Другие иначе смотрели и говорили: «Евреи такой народ, который не удовольствуется одним университетом; всеми правдами и неправдами они будут пролезать и в другие русские высшие учебные заведения и, несомненно, еврейские университеты будут гнездами революционной науки»
421.
Пока шло ходатайство о дозволении открыть такое учебное заведение, инициаторы работали над вопросом, в каком месте открыть это заведение и на какие средства? Конечно, намечались крупные центры черты оседлости: Вильно, Киев и др. Близко я подошел к этому вопросу лишь в 1913 году после моего выхода в отставку. Должен сказать, что вообще вопрос о положении еврейского студенчества за границей занимал меня задолго до 1913 года. С 1906 года я ежегодно посещал Берлин и другие университетские города и знакомился с нуждой, с положением учащейся молодежи из России. Когда основан был в Берлине фонд имени Иоллоса, члена I Думы
422, убитого из-за угла, с благословения «Союза русского народа», я стал принимать в этом фонде большое участие. Этот фонд выдавал пособия малоимущим студентам из России. Президентом был известный сотрудник «Русских ведомостей» и многих столичных журналов Г. А. Гроссман, с которым мы были в большой дружбе по Самаре. Через него я имел возможность близко познакомиться с еврейским студенчеством в Берлине.
Положение русских учащихся за границей давно сильно интересовало меня. Когда я, в октябре 1913 года, вернулся в Петербург, сын мой Александр, живо интересовавшийся всем, что касалось моей общественной деятельности, передал мне, что М. М. Винавер несколько раз справлялся обо мне. Максим Моисеевич мне сказал, что имеется в виду создать что-нибудь радикальное для молодежи, вынужденной искать высшего образования за границей, и что мероприятия правительства очевидно клонятся к тому, чтобы лишить еврейский народ высших знаний, что необходимо с этим немедленно и энергично бороться. Максим Моисеевич высказал уверенность, что я охотно приму участие в этом полезном народном деле. Конечно, я изъявил согласие.
Председателем комиссии, созданной ad hoc (для данной цели – лат. ред.) был М. М. Винавер
423.
М. М. Винавер пользуется большой известностью среди русской и, в особенности, еврейской интеллигенции. Масса почитателей, но и много противников, и все в одном согласны: Винавер умный человек, политик, глубоко образованный, неутомимый общественный деятель.
Некоторые евреи обвиняют его в том, что из-за кадетской политики, близкой его сердцу, он в свое время не торопился с разрешением жгучих вопросов еврейской жизни.
С удовольствием вспоминаю время, проведенное мною и Екатериной Владимировной с М. М. Винавером и его семьей, во многих местах вне Петербурга. Я написал несколько слов о Винавере, не касаясь его, как ученого, как видного адвоката, как незаменимого председателя общих собраний, где требовались не «окрики», а глубокое понимание психологии аудитории. Он талантливо в своих резюме передавал сущность прений и своим заключительным словом давал правильное освещение вопросам, служившим предметом прений.
Заместителем Винавера в нашей комиссии был Генрих Борисович Слиозберг
424О Генрихе Борисовиче я неоднократно писал в своих воспоминаниях, но не могу не сказать еще нескольких слов. Слиозберг – имя очень популярное, в особенности среди еврейской массы, пострадавшей от бесправия, от жестоких преследований властей. Кому писать о притеснениях? Конечно, Слиозбергу. Он имеет массу друзей. В течение чуть ли не 30-ти лет я вел переписку с Генрихом Борисовичем по еврейским делам, по этим же делам я часто беседовал с ним. Его отзывчивость, готовность приходить на помощь всегда чаровали меня. Противники упрекают Слиозберга, что он привык просить власть имущих, а между тем, по мнению критиков, настала пора не просить, а требовать прав для еврейского народа. К Слиозбергу приезжали со всякого рода просьбами со всех концов России. Генрих Борисович искренно желал всем помочь, обещая, но, конечно, не в состоянии был всего выполнить.
