«Ты правда хочешь, чтобы меня убили?»
Никаких претензий от Мары, всего один вопрос, но это самая болезненная формулировка их нынешних отношений из всех возможных. Ни проявление ревности (о танцах с Клео Мара, скорее всего, уже знает), ни обвинение в жестокости или напоминание о совместном прошлом и его обещаниях не возымели бы такого эффекта, как эти шесть слов – словно удар под дых, сжимающий сердце.
Удар, напоминающий Санаду, как хорошо Мара его знает.
Слишком хорошо.
Он замирает, невидяще глядя на записку в его ладони – очень белую на фоне пожелтевших страниц старой книги.
– Нет, ну это просто невозможно! – Санаду резко поднимается, позволяя бесценному фолианту соскользнуть с его колен, а записке – белым росчерком спланировать на мягкий узорный ковёр.
Не в силах сдерживать полыхающие внутри эмоции, Санаду проходится из угла в угол. Заметив выпирающую из общего строя книгу, нервно вталкивает её вглубь.
– Не-воз-мож-но, – повторяет Санаду и выходит из кабинета.
Ему надо подышать.
Подвигаться.
Как-то действовать, забыться.
Чудить.
И шестилапый демонокот, вальяжно шагающий с букетом рыжих роз в сторону общежитий, сразу привлекает его недоброе внимание.
***
Ванна, похоже, с автоподогревом, потому что вода стабильно держит температуру. Так бы и лежала, особенно если бы мне вторую кружку кофе подогнали, но на академический браслет приходит сообщение о необходимости пройти проверку у целительницы, так что приходится выбираться, вытираться и влезать в уютный мягкий халат Санаду.
Вопросом «а в чём мне идти?» задаюсь ровно до выхода в спальню: на постели ожидает тёмно-синее новое платье с полным набором местного нижнего белья.
Вот что значит иметь дело со взрослым продуманным мужчиной: обо всём позаботился!
Впрочем, уверенность в его продуманности и заботе несколько ослабевает после более тесного знакомства с панталонами и корсажем: неудобно. Ну ни в какое сравнение не идёт с земным нижним бельём. Так что корсаж с кружавчиками оставляю здесь, смиряясь только с панталонами.
Зато само платье радует: вроде простое на вид, но уютное, из очень мягкой ткани. При этом форму держит хорошо, да и по чёткости линий и ровности строчек заметно – вещь качественная.
Выйдя в широкий коридор и оценив богатое убранство и габариты особняка, я ещё больше утверждаюсь в желании стать местным соректором.
А поход по комнатам в поисках Санаду рождает во мне страстное желание не дожидаться так долго, а напроситься пожить у него: места же полно! И уютно. И вообще замечательно, а секретарей надо держать поближе.
Жаль, нравы тут строгие, вряд ли даже статус секретаря и солидный возраст Санаду спасут нас от пересудов. Но как же здорово было бы пожить здесь! Хотя бы немного: почувствовать себя принцессой, в сказке.
Очередная распахнутая дверь открывает кабинет: тёмное дерево, книжные шкафы вдоль стен. Большой камин. Стол… с погрызенными перьями, выдающими деятельность Марка Аврелия по освоению территории.
Санаду здесь нет, и я бы ушла, но уже разворачиваясь, замечаю на полу белый листок.
«Вдруг послание от Мары? Я же должна за перепиской Санаду присматривать», – поморщившись, разворачиваюсь обратно и ступаю на мягкий, полностью заглушающий шаги ковёр.
Ну и что я медлю? Надо шевелиться, пока Санаду нет. Можно отмазаться тем, что просто хотела навести порядок, но будет плохо, если это действительно послание Мары, а он застанет меня за его изучением.
Рванув к листочку, я быстро его поднимаю.
Да.
От Мары.
Почерк не изменился со времени её обучения в Академии.
И от вопроса аж мороз пробирает. Не удивительно, что письмо валяется – наверняка Санаду знатно тряхнуло. Вон и книгу в драгоценной оправе уронил.
«Ты правда хочешь, чтобы меня убили?»
Не хотела бы я получить такое послание от некогда близкого человека.
Помедлив, осторожно укладываю записку обратно на пол и поспешно отступаю к двери.
Больше Санаду не ищу и красотой его дома не наслаждаюсь – нахожу дверь на улицу и покидаю величественный особняк, внешне мало отличающийся от других подобных строений в этом секторе Академии.
Какой-то тяжёлый осадок от письма, удушающий. Не имею к этому отношения, но всё равно… неприятно.
Я пересекаю дорожку, усыпанную оранжевыми лепестками роз, лишь краем сознания отмечаю эти трепещущие на ветру пятнышки яркого цвета.
Почему Мара задаёт Санаду такой вопрос? Это из-за вампиров, что пришли с Сонли за ней охотиться? Думает, их вызвал Санаду?..
Браслет дёргается на запястье, корректируя направление, и я сворачиваю к нужному крыльцу.
Чего Мара надеется добиться этим посланием?
Ответил ли ей Санаду?
А-а! Столько вопросов, аж мозги зудят. Вот какая мне разница? Моё дело – сообщать о попытках Мары выйти на связь, попытаться выяснить её местоположение, а не думать о её отношениях с Санаду.
Грубо говоря, мне даже выгоднее, если между ними завяжется переписка.
– Стойте!
Вздрогнув, смотрю сначала на выставленную передо мной ладонь, а затем – и на её хозяйку. Черноволосая женщина смотрит на меня с такой невыразимой печалью… Деревом она не производила такого удручающе грустного впечатления.
– Что с вами? – спрашивает целительница. – Вы двигались так, словно опять видите галлюцинации.
– Просто задумалась, – выдавливаю улыбку, но не похоже, чтобы это произвело благоприятное впечатление.
– Точно просто задумались?
– Да, – в этот раз говорю как можно спокойнее и серьёзнее.
Она чуть вздёргивает подбородок, оглядывает меня (особенно пристально – платье) и медленно опускает руку.
***
Заговаривает со мной Клэренс, когда я лежу, наполовину обвешанная всякими кристалликами, и не слишком-то могу пошевелиться. Фиксируя на мне медные обручи и кристаллы, Клэренс, глядя только на свои руки, замечает:
– В общем-то, для пришедших из других миров, особенно непризнанных, считается нормальным выбрать вместо обучения брак с кем-нибудь из местных. Ведь обучиться магии, когда узнаёшь её в столь позднем возрасте, может быть сложно…
– Правда? – удивляюсь я. – Я пока никаких сложностей с учёбой не замечаю, нагрузка с моей привычной даже рядом не стояла.
Клэренс едва слышно вздыхает, продолжая вщёлкивать кристаллики в пазы на металле.
– Это ещё только начало обучения. Экспериментальная группа.
