– О, ты его спас! – протягиваю руки к сидящему в огромной лапе Марку Аврелию.
Качнувшись, тот сползает в мои ладони. Прижимая его к себе, улавливаю от шкурки винный запах. И крепкий такой!
– Ах ты мой маленький, – оглядываю Марка Аврелия: вроде целый. Только помятый слегка и взгляд шальной, и запах…
Поднимаю голову, чтобы сказать спасибо, но огромной белки нет. Лишь раскрытый мешочек орехов лежит на том месте, где существо стояло, да чуть сдвинут домик Марка Аврелия в том месте, куда упирался огромный хвост.
– Спасибо, – растерянно благодарю я. – Если ты хочешь есть – угощайся любой находящейся здесь едой. А если хочешь чего-нибудь особенного, ты скажи, я попробую достать.
Тишина. И только коготки Марка Аврелия шуршат по ткани моего платья, когда он лезет в декольте.
Итак, Марк Аврелий спасён, пора заняться насущными делами.
Оттянув декольте, позволяю ему устроиться между грудями, хотя это не очень-то и удобно. Присаживаюсь за письменный стол, на котором почти нет места из-за роскошного беличьего особнячка и стопок книг.
Но имеющегося пяточка вполне хватает разложить небольшой лист с магкаллиграфическими печатями, позволяющими превратить его в почти неуловимый самолётик, несущийся к адресату.
Из ящика достаю и ручку – совершенно обыкновенную на Земле и настоящее сокровище здесь, в перьеписьменном Эёране.
Написание отчёта занимает буквально пару минут – Мара была на редкость немногословна и адресок, к сожалению, не оставила. А вот перед отправкой послания медлю. Конечно, Танарэс объяснил способ связи после того, как мы подписали договор, и дал потренироваться в отправке ему писем, но сейчас… мне хочется то ли написать больше, то ли, наоборот, меньше.
В конце концов, оставляю как есть: текст послания и сообщение, что Санаду на него не отреагировал, продолжил развлекаться и пить. Условия магического договора надо исполнять.
Тук-тук!
Вздохнув, касаюсь печатей, представляю образ Танарэса и силой воли направляю магию в символы. Дрогнув в моих руках, лист собирается в самолётик и устремляется к окну.
Тук-тук! – в этот раз звучит настойчивее и чаще.
Погладив макушку Марка Аврелия, разворачиваюсь и лениво взмахиваю рукой.
Почему-то вид Санаду на пороге комнаты… не удивляет.
– Пришли извиниться за похищение Марка Аврелия? – облокачиваюсь на спинку стула, наблюдая, как Санаду осторожно оглядывает комнату.
– Я не люблю извиняться, – Санаду шагает внутрь, продолжая оглядываться. – Как и вы, похоже. Не говоря уже о том, что вы его сами оставили, потом обратно украли. А уж сколько ваш Марк Антоний должен мне за побитую посуду и испорченные перья…
Небрежным жестом Санаду прикрывает за собой дверь.
Я подпираю ладонью подбородок, оглядываю его гибкую фигуру. В рубашке с расстёгнутым воротником Санаду выглядит… провокационно – по меркам этого мира.
– Бедные студентки, – вздыхаю я.
– Какие? – вскидывает брови Санаду.
– Которых вы до обморока шокировали своим появлением в таком виде.
– О, за них не беспокойтесь, – Санаду плюхается на софу и облокачивается на её спинку, упирает подбородок в ладонь, практически копируя мою позу.
Нас разделяет всего сорок сантиметров пространства. И чёрные глаза меня не отпускают – словно два омута, затягивающие, непреодолимые.
– Они меня не видели, – низко, с намёком на хрипотцу, полушепчет Санаду.
– Вы ещё и невидимым умеете становиться? – тоже шепчу я, и по коже пробегают мурашки, а взгляд тонет в двух чёрных безднах.
– Нет, – мягко улыбается Санаду, и эта улыбка отражается странными бликами в его чёрных глазах. – Я просто стирал свой образ из их сознаний и заставлял смотреть в сторону. Никто не видел, как я входил к вам.
Последнее звучит ещё тише и интимнее. Я как будто проваливаюсь куда-то… или будто весь мир отступает и растворяется, оставляя только меня, стул, на котором я сижу, софу и копирующего мою позу Санаду.
Медленно размыкаю пересохшие губы и провожу по ним языком. В глазах Санаду вновь вспыхивают блики, выражение меняется. А мой голос приобретает какие-то странные оттенки:
– И зачем вы ко мне вошли?
– Разве это не очевидно? – Санаду подаётся вперёд, уменьшая расстояние между нами, и опускает взгляд на моё декольте.
Очевидно?
Задумываюсь, и это немного проясняет мозг.
Итак, у нас есть: старый-престарый архивампир – одна штука. Слишком молодая для него студентка – одна штука. Вампир смотрит в декольте, а там белка мужского пола – одна штука.
И правда очевидно!
Бодро выдают пояснение:
– Иномирная сущность отняла у вас Марка Аврелия, вы пришли проверить, здесь ли она. Ну и выяснить, не решила ли сущность открыться.
– М-м, это всё, что приходит вам в голову? – Санаду медленно поднимает на меня странный взгляд. И я прикрываю Марка Аврелия руками:
– Надеюсь, вы не за ним пришли? Потому что я не отдам, а если отнимете – опять пошлю…
А не пора ли дать сущности имя, а то говорить о ней обезличенно как-то неудобно.
– Так это вы её послали? – Санаду поднимает бровь.
За поступок мне не стыдно, но под таким взглядом неловко: сущность-то неизвестно какая, а я к ней с просьбами, мало ли к чему это приведёт.
– Та-ак, – со вздохом поднимается Санаду. – Минуточку.
Он проходит в нашу маленькую ванную комнату. Дверь оставляет открытой, так что шелест и плеск включённой воды слышится громко, будто над ухом.
Как же здесь тесно в сравнении с особняком Санаду! А какая там ванна, м-м…
Выходя, Санаду окропляет пол падающими с его волос, лица и рук каплями воды. После умывания и взъерошивания-приглаживания прядей он выглядит немного растрёпанным и… домашним. Досягаемым, что ли.
Присев обратно на софу, облокачивается на спинку:
– Итак, я жажду подробностей: сущность пришла сама или вы её как-то вызвали?
Слипшиеся ресницы, придающие его глазам уязвимое выражение, и капелька воды, медленно стекающая по виску, отвлекают на себя внимание. Особенно капелька – наверное, она очень щекотно сползает вниз. Вот мне щекотно, когда я вижу это её медленное скольжение по коже.
Не выдержав, наклоняюсь и подхватываю её пальцами. Глаза Санаду распахиваются шире. Подушечки моих пальцев скользят по прохладной щеке, словно поглаживая, и я замираю, осознав, что делаю.
– Кхм, – виновато улыбаюсь. – Простите. Просто у вас капелька так медленно ползла, что мне щекотно стало.
Санаду смотрит мне в глаза. И я, опомнившись повторно, отдёргиваю руку от его щеки.
