Эзалон укоризненно на него смотрит. Санаду не сдаётся:
– Да правда они сами напросились!
– Зачем ты на центральной площади Академии избил веником наракского посла? Ты хоть понимаешь, чему учишь подрастающее поколение? Признаю, Шаантарэн бывает тяжёлым в общении, но он посол. А мы должны налаживать отношения с демонами, а ты его веником!
– Не веником, а букетом, и вообще такого не было.
Эзалон награждает его самым укоризненным из своих взглядов. Санаду доверительным тоном сообщает:
– Он споткнулся и сам упал на свой букет.
Взгляд Эзалона повышает градус укоризненности.
– Несколько раз, – неохотно признаёт Санаду.
Эзалон продолжает поиски совести Санаду где-то в глубинах просверлённого этим строгим взглядом черепа. Но не находит.
– Он просто неловкий! – наигранно возмущается Санаду. – И он сам это признал в итоге.
– После дуэли.
– Это был тест на ловкость.
– Ты избил посла и устроил с ним дуэль после того, как нас попросили позаботиться об интеграции демонов в эёранское общество!
– Это досужие сплетни.
– Есть несколько сотен свидетелей.
– Им показалось.
– Ты не дашь себя переспорить?
Помедлив, Санаду мотает головой, а Эзалон вздыхает и трёт лоб.
– Ладно. Ваши дружеские развлечения с Шаантарэном оставим в стороне, пусть этим политики занимаются. Но объясни, объясни мне: зачем ты ночью лез в окно женского общежития?
Секундная пауза. Санаду вздыхает: он позаботился, чтобы никто из находящихся рядом с общежитием не увидел, как он пробирается в комнату Клео, но, похоже, кто-то наблюдал издалека. И пожаловался.
А причина его скалолазных упражнений – остаточные заклинания на двери: он, даже будучи соректором, не может отпереть её без согласия Клео или Ники, а когда ночью ему пришла гениальная идея спровоцировать сущность ещё раз, девушки уже спали. И будить их хлопком телепортации он не хотел (для иномирной сущности всё должно выглядеть именно похищением), так и пришлось лезть в окно.
– Ты не поверишь, – Санаду невольно улыбается: Клео так сладко спала, когда он склонился над ней, чтобы снять с шеи спящего бельчонка. Её лицо и приоткрытые губы были так близко, он ощущал её тепло, её запах. Это было так интимно и…
Эзалон резко повышает голос:
– Зачем ты лез в окно женского общежития?!
Дверь открывается без стука, Клео шагает в кабинет:
– Профессор Санаду, вы опять украли мою белку!
Подскакивает Эзалон. Над книжным шкафом поднимаются ушки с кисточками, а за ними и черноглазая рыжая мордаха, так и не соблазнившаяся орешком.
– Украл белку? – переспрашивает Эзалон.
– Я же говорил, что ты не поверишь, – разводит руками Санаду.
Хмурящая брови Клео прикусывает губу.
А следом за ней, стукнув посохом по полу, в кабинет вплывает Таврос. Череп навершия, как и его хозяин, окидывает участников действа презрительным взглядом.
– Все в сборе, что ж, – цедит Таврос. – Я увольняюсь!
И Санаду понимает, что до этого Эзалон награждал его не самым укоризненным взглядом, зато теперь взгляд по-настоящему пробирает.
Глава 59
Молчание.
Эзалон убивает взглядом Санаду, Санаду задирает бровь, Таврос – подбородок, череп его посоха клацает зубами. Воздух сгущается от магии и напряжения. И только Клео, защищённая академическим браслетом и браслетами демонов от магии, а собственным абсолютным щитом от улавливания эмоциональных флюидов, преспокойно нарушает зловещую тишину.
– Марк Аврелий, ко мне! – она похлопывает себя по плечу.
В отличие от неё, Марк Аврелий чувствует, как сильно пахнет жареным, поэтому над шкафом высовывает только мордочку. Смотрит жалобно.
– Ах ты мой маленький, совсем тебя запугали всякие тролли, – Клео подхватывает стул, оттаскивает его к шкафу и забирается.
Всё это под взглядами преподавателей: Тавроса – испепеляющий, потому что Клео нарушает его эффектное выступление, Эзалона – удивлённый, ведь для него непривычно, что кто-то так смело хозяйничает в кабинете Санаду, ну а взгляд Санаду… смягчается. Всего мгновение он думает, позволять Клео забрать белку или нет, а потом решает, что потом снова украдёт зверька: не привыкать.
– Это моя белка! – Клео, прижимая Марка Аврелия к груди, бросает на Санаду взгляд… и в нём больше любопытства, чем раздражения – так кажется самому Санаду, и он едва успевает справиться с улыбкой, норовящей приподнять уголки его губ.
Спрыгнув со стула, крепче прижимая Марка Аврелия к груди, Клео проходит мимо застывших преподавателей.
– Всем хорошего дня, – желает она, прежде чем слегка хлопнуть дверью.
Кабинет снова погружается в тяжёлое молчание.
Первым в себя приходит Таврос, встряхивает головой и снова ударяет посохом по полу:
– Я увольняюсь.
– Вы повторяетесь, – вставляет Санаду.
Эзалон на него шикает, а затем поворачивается к Тавросу, у которого нервно дёргается глаз. Всего раз, но…
– Дорогой коллега, – Эзалон почти ласков. – У вас возникли какие-то проблемы?
– Я не могу служить в заведении, где меня постоянно оскорбляют! Я был готов терпеть неуважение от студентов, ведь они юны и глупы, чаще всего не понимают, что делают, но когда вопиющее неуважение позволяет себе соректор…
– Что он сделал? – Эзалон успевает опередить открывшего рот для ответа Санаду.
И тот под гневным взглядом Тавроса откидывается на спинку кресла и изображает предельное внимание к ожидаемому ответу. У Тавроса раздуваются ноздри, он резко поворачивается к Эзалону и спрашивает:
– Вы видели расписание в преподавательской гостиной?
Покосившись на Санаду и оценив выражение его лица, Эзалон дрогнувшим голосом спрашивает:
– Нет, а что там?
В его вопросе сквозит такой неподдельный ужас, что Таврос сбивается, прикидывая, какие предположения могли перепугать демона. Но быстро берёт себя в руки и указывает посохом на Санаду, чеканит:
– Он приписал себе уроки некромантии.
– И только? – облегчённо выдыхает Эзалон и резко выпрямляется, принимая прежний строгий вид. – Что он сделал? То есть как? Зачем?
– Ну, – вступает в разговор Санаду, – если у Тавроса не хватает способностей объяснить некромантию студентке из непризнанного мира, придётся мне его заменить.
Тавроса аж перекашивает. Пространство вокруг него закипает от выплеснутой силы.
– Что конкретно случилось? – Эзалон невольно отступает на шаг. – Объясните понятнее.
