Спрятав руку в пене, Санаду отрицательно мотает головой. С хлопьями пены на лице он выглядит очень мило.
Перед закрытием двери ещё раз оглядываю ванную: Санаду так и лежит, странно глядя на меня. Мягко ему улыбнувшись и кивнув, закрываю за собой дверь.
***
Дверь за Клео закрывается, и Санаду сползает в воду под шапкой пены.
Последняя улыбка Клео обнадёживающе мягкая, но… но…
Что это было: изощрённое издевательство или изощрённое непонимание? Санаду не знает.
Он выныривает из воды, убирает с лица хлопья пены и вновь смотрит на потолок.
– Ненавижу абсолютные ментальные щиты, – Санаду поднимается, весь облепленный шубой из лопающихся пузырьков. – Самое мерзкое изобретение из всех возможных!
Он растирает по коже, из которой лишь полчаса назад ушёл мерзкий зуд отголосков некромантской магии, лечебную пену.
Не так уж часто Санаду сожалеет, что не умеет обольщать женщин хотя бы как намного более молодой Танарэс. Или не относится к этому всему так же просто, как, допустим, Эзалон и Дарион, вполне успешно отдыхающие в борделях. Но сегодня – день именно таких сожалений.
Отряхнув пену и поставив ногу на ступеньку, на которой совсем недавно сидела Клео, Санаду замирает.
Замирает от мысли, что Клео сейчас может ворваться сюда и спросить, где взять кофе или кофемолку, по любому другому поводу.
Войдёт внезапно и порывисто, как вся она.
Увидит обнажённым…
Впечатлится.
Лишь пару минут спустя Санаду осознаёт, что стоит в ожидании.
– Вот так и поверишь, что у меня старческий маразм, – вздыхает он и мановением заклинания очищает себя от остатков пены, высушивает.
В дверь с обратной стороны что-то ударяется, шаркает, будто коготками. Ручка проворачивается. Санаду прикрывается руками.
Створка раскрывается.
И ванную комнату, верхом на дверной ручке, вплывает Марк Аврелий. Мгновение он пристально смотрит на Санаду чёрными горошинами глаз и, дёрнув хвостом, отпрыгивает назад.
– Весь в хозяйку, – вслед ему произносит Санаду и от всех возможных внезапных рыжих посетителей скрывается в чёрном бархате халата.
И вроде всё хорошо, студентка не явилась в самый неподходящий момент, не увидела обнажённым – формально надо радоваться. Но Санаду… почему-то слегка этим фактом разочарован.
***
Подтянув пояс махрового халата, открываю дверь в спальню и выхожу. Два шага мне требуется, чтобы осознать: Санаду тоже здесь.
Он стоит возле кресла.
В одних брюках.
Вполоборота ко мне и явно в начальных стадиях надевания рубашки.
Так что мне видна его спина.
С татуировкой вдоль позвоночника.
От татуировки буквально веет… силой. Чёрные стилизованные подобия позвонков хищно расправляют заострённые отростки, а в центре каждого узорного сегмента сереет магическая печать (если я правильно понимаю: я не специалист, магических печатей видела мало).
– Ух ты! – выдыхаю я, хотя татуировка вызывает не только восхищение, но и инстинктивное опасение. Почему-то уверена – это не просто украшение. Но что?
И почему Санаду не прячется?
– Куда делась ваша скромность? – почти насмешливо интересуюсь я. – Я тут, понимаете ли, почти угрызениями совести мучаюсь из-за того, что вас засмущала, а вы почти стриптиз устраиваете.
– Это моя комната, – напоминает Санаду, но рубашку поспешно натягивает.
– Знаю, просто не понимаю, у вас скромность просыпается только рядом с водой? А то в реке вы скромный, в ванне – скромный, а как в вашей спальне – так и нормально голым торсом светить?
Санаду задирает бровь:
– Вы против этого?
– Конечно нет, – поспешно заверяю я, – хоть до трусов разденьтесь, мне всё равно. В принципе, даже если и без трусов – ничего страшного, это же ваша спальня, я просто сразу отвернусь… Если, конечно, там не будет какой-нибудь интересной татуировки, в этом случае мой взгляд, боюсь, может непроизвольно задержаться на картинке.
Секундная пауза, и Санаду опять проворачивает трюк с поднятием второй брови, не потревожив первую поднятую.
– Признайтесь честно! – требую я. – Вы брови так круто телекинезом задираете?
На этот раз пауза не секундная и даже не двухсекундная. Но когда и после десяти секунд Санаду никак не реагирует, я добавляю:
– Просто у меня даже после тренировки не удалось такое бровями повторить, может, секрет какой есть?
Санаду возвращает брови в естественное положение.
– Вам следует больше тренироваться, – советует почти наставительно.
– Да я пробовала, но даже если пальцем придерживать, поднять вторую бровь при задранной первой и не выпучить глаза – не получается. Мне кажется, такое невозможно без каких-то хитростей.
Внезапно Санаду с самым загадочным видом подходит ко мне, нависает. От него так приятно пахнет кофе и… Санаду наклоняется к моему уху, щекочет его дыханием:
– Фокусники не раскрывают своих секретов.
Признаю, в таком исполнении фраза звучит намного круче, чем прозвучала бы на расстоянии.
– Значит, телекинез, – фыркаю я и отступаю на шаг. Похлопываю Санаду по плечу. – Готовьтесь, скоро у вас появится конкурент.
Санаду расплывается в улыбке:
– Вы, случаем, не планируете соректором стать и заселиться в этот столь полюбившийся вам особнячок?
– Что, я так предсказуема? – спрашиваю с притворным огорчением.
И бровь Санаду вновь взлетает вверх. Похоже, вопрос был шуткой.
– Масштабно, – признаёт он. – Я впечатлён.
– Если можно получить что-то классное, почему бы не получить? – развожу руками.
Со вздохом опустив взгляд на свою грудь, Санаду замечает расстёгнутую рубашку и начинает застёгиваться. А я не могу не спросить:
– Что значит ваша татуировка?
– Я не имею права рассказывать её… сакральное значение не вампиру.
– Это та самая связь с вашей невестой?
– Нет, – качает головой Санаду. – Это совсем другое… Впрочем… если бы я имел право рассказать, я бы сказал, что нечто похожее в ней есть.
– Это связь с кем-то? – слежу за выражением лица Санаду. – Или чем-то?.. Или и то, и другое?
Санаду почти игриво улыбается.
А я так отчётливо представляю, как пальцем провожу по узору, что…
– Потрогать нельзя, нет?
У Санаду вытягивается лицо, и такая забавная у него растерянность, что меня просто накрывает смехом. Чуть ли не пополам согнувшись, машу рукой:
