Там, в плетёном кресле, с книгой восседает древнейший из архивампиров – Вааразариз.
Вааразариз поднимает взгляд. Поверх книги смотрит на Санаду.
Ждёт.
Санаду тянется к медной ручке.
Он может войти, спросить, узнать…
Его пальцы почти касаются металла, уже ощущают его тепло – магическое, оберегающее от пронизывающего холода кущи цветов внутри оранжереи.
Сердце Санаду бьётся слишком быстро.
В мыслях полный сумбур: смесь воспоминаний о Клео и Маре, слова записок. Эмоции. Кудряшки Клео. Гладкие рыжие локоны Мары. Весёлые искорки в глазах Клео. Яростная страсть в глазах Мары. Насмешливый голос Клео. И записка Мары с почти трогательным «не знала, иначе сказала бы тебе». Понимание, что это может быть обманом. И деликатность её ухода. И то, как бесстрастно смотрела Клео на его обнажённое тело.
Нужно ли спрашивать у Вааразариза о возможности разорвать связь с Марой раньше времени, стоит ли давать в его руки такую власть над собой, если Клео не проявляет интереса?
Есть ли причина для такого риска?
Пальцы Санаду застывают в миллиметре от излучающей тепло ручки. Санаду отступает на два шага и активирует заклинание телепортации.
***
Санаду по-хозяйски заходит в спальню. Я не успеваю приподняться, как он склоняется ко мне. Его дыхание щекочет мои губы, и в этот раз на касание шерстинок это не похоже…
Каких шерстинок?
При чём тут шерстинки?
Чёрные омуты глаз затягивают меня, мешают думать. Мурашки бегут по спине так щекотно… и приятно.
– Я хочу тебя поцеловать, – шепчет Санаду чувственно.
Он так близко, что аромат кофе почти одуряет. Его близость пьянит до тяжести во всём теле, до трепета в груди.
– Так… – облизываю пересохшие губы, сердце норовит выскочить через горло, вдоль позвоночника растекается томительное тепло, – целуйте!
Мои глаза распахиваются шире – так меня изумляет моё же предложение.
– Не могу, – шепчет Санаду практически в губы, и аромат кофе усиливается.
– Почему? – я задыхаюсь от эмоций, от ощущения его близости.
– У тебя нет, – пальцы Санаду накрывают мой рот, скользят по губам. – В памяти нет правильных ощущений, поэтому разум даже во сне не может смоделировать нужные ощущения…
Ну ничего себе у меня сны!
– Клео, просыпайся! – голос Санаду звучит как-то отдельно от него, склонившегося ко мне со столь странным объяснением. – Клео, я кофе принёс…
Аромат с горчинкой усиливается. Я моргаю – и картинка передо мной резко меняется: в комнате теперь светлее. Санаду не нависает надо мной, а стоит рядом с кроватью. Одну кружку он держит на уровне своей груди, а вторую, распространяющую яркий кофейный аромат, практически у моего носа.
– Доброе утро! – улыбается Санаду, и искорки солнечного света отражаются в его изумительных чёрных глазах.
Глава 72
Раньше об изумительности его глаз я бы не подумала.
Не задалась бы вопросом, не является ли такое появление возле моей кровати знаком вполне определённого интереса.
А теперь думаю.
И задаюсь.
– Что-то случилось? – приподнимаюсь на локтях и, неловко подтянув подушку выше, усаживаюсь на постели, чтобы спокойно принять кружку кофе.
– Мне не спалось, – Санаду усаживается на край постели.
Буквально в паре сантиметров от моей ноги.
Отпивает кофе из своей кружки. И вопросительно задирает бровь.
Я зеркалю его мимику:
– То есть вы решили разбудить меня только потому, что вам не спалось?
И тогда этот… редиска повторяет коронный трюк с задиранием второй брови.
– Вы же знаете, что у меня так не получится, – картинно обижаюсь я.
– Знаю. Я очень долго тренировался, – так весело признаётся Санаду, что это выглядит шуткой.
Но я-то знаю, что так круто брови сами по себе не задираются!
Мы смотрим друг другу в глаза. Именно в глаза, хотя я тут полуголая. Поближе Санаду не садится. И вообще никаких двусмысленностей не говорит и не делает.
Хмыкнув, отпиваю кофе.
Всё же девчонки себе напридумывали. А кофе Санаду делает классный, у меня хуже получается. Причём намного.
– Что делать будем? – спрашиваю я, понимая, что скучающий Санаду разбудил меня не просто так, а для заполнения его досуга.
– Начнём подготовку к снятию щита.
– Хм! – Снова отпиваю кофе, смакую на языке сладость сливок. – И в чём состоит эта подготовка?
– Надо понять, в чём причина его появления.
– У вас есть предположения?
– Судя по тому, что я от вас услышал до купания в реке, – Санаду опускает взгляд в свою кружку. – Я бы поставил на то, что вы просто боялись чужих голосов в своей голове, как признаков безумия, и отгородились от этого.
Холодные противные мурашки пробегают по спине. Я тоже утыкаюсь взглядом в кружку:
– Не помню, чтобы слышала чужие голоса.
– Воспоминания можно заблокировать. На это способны даже обычные люди, что уж говорить о менталистах. Конечно, тут тоже есть сложности…
– Какие? – во рту неожиданно сухо, и сердце стучит слишком часто, но это не то приятное волнение, которым сопровождалось… приближение Санаду. Нет, это паническое, леденящее кровь учащение сердцебиения.
Его мягкий, низкий голос помогает вырваться из накатывающей паники:
– Воспоминания об особенно ярких эмоциональных событиях практически невозможно забыть бесследно: они будут биться изнутри, ломать преграды, пока не вырвутся, – Санаду вздыхает и, отведя взгляд в сторону, отпивает кофе. Один уголок его губ приподнят в скорбной усмешке. – Аналогичная проблема возникает с попытками убрать воспоминания об личностно образующих событиях.
– Разве не все события в нашей жизни влияют на нашу личность?
– Все, но некоторые из них – ключевые. Без них личность будет недостаточно стабильной.
– А как же всё то, что написано в «Этике менталистов» о возможности менять поведение даже психически нездоровых людей?
– Я полагаю, что у составившего её Ренашитура не хватало опыта в этом вопросе. Возможно, он никогда не занимался коррекцией глубоких психологических травм. В конце концов, он был придворным магом, его манипуляции в основном касались шпионажа и противодействия ему, а не лечения душевных проблем.
– Значит, у меня психологические проблемы?
– У любого менталиста, закрытого непроизвольным ментальным щитом, который никак не снимается даже в благоприятных условиях, явно психологические проблемы, – вздохнув, Санаду передвигается ближе к изголовью и мягко касается моего обнажённого плеча. – Подвинься
