Глава 74
– Обнимашек? – недоверчиво уточняет Санаду, и сразу понимает, что недоверчивость проявляет не зря.
– Ну, вы же сказали, что тепло и физический контакт помогают, – разводит руками Клео.
«Ох уж эти землянки», – мысленно вздыхает Санаду и направляется к шкафчику под книжными стеллажами.
Как он понял по пребыванию на Земле, там более откровенные и тесные контакты считаются нормой, поэтому он никак не может однозначно оценить поведение Клео. Ну не видит он кокетства в упор, хотя очень хочет.
Мысленно ругая всех рыжих вместе взятых, Санаду вытаскивает из шкафчика плед и подушки. Оглядывается: Клео наблюдает за ним.
Просто с любопытством.
Ни взгляда из-под ресниц, ни кокетливого поведения плечиком, ни даже позы более чувственной. Скольких менталисток Санаду от этих выкрутасов перед ним отучил – теперь страдает, что Клео ничего подобного не делает.
Вздохнув, он бросает подушки перед креслом, а плед на само кресло.
– И зачем вам здесь подушки? – тихо спрашивает Клео.
– Скучно всё время спать в одном месте, – Санаду начинает расстёгивать сюртук. – Порой я сплю в разных местах для новизны ощущений.
Клео задирает бровь на его раздевание и оглядывает своё платье.
– Нам обоим раздеваться надо? – уточняет она.
С потрясающей невозмутимостью. Санаду даже пуговицы в покое оставляет.
– А если я скажу, что надо? – любопытствует он.
Ему правда интересно, как Клео поступит в данном случае.
– Судя по постановке вашего вопроса, не надо, – хмыкает она.
– Да мне просто любопытно стало, – Санаду до конца расстёгивает сюртук. – Станете вы раздеваться или нет.
Он разворачивается к креслу и вешает сюртук на спинку, нервно разглаживает в области плеч. Опять из-за щита это мерзкое ощущение, что рядом никого нет, хотя Санаду кажется, что он слышит даже дыхание Клео. Он продолжает нервно разглаживать плотную ткань сюртука.
– Э-э, и в чём ваш интерес? – уточняет Клео. – Мне стесняться нечего: на мне сорочка, которая по земным меркам на скромное летнее платье потянет, а голую вы меня уже в реке видели.
– Может, хочу ещё раз посмотреть. – Санаду хватается за пуговицу жилета и разворачивается к Клео.
Она, задрав бровь, вопросительно смотрит на него. От этого взгляда Санаду становится дико неловко, он крепче сжимает пуговицу, и металл сминается.
Моргнув, Клео отворачивается и прыскает в попытке сдержать смех.
– Простите, – машет она рукой сквозь сдавленные смешки.
Холодок норовит разлиться в груди Санаду и отравить мысли, но он был бы не он, если бы поддался этому порыву. Расстёгивая пуговицы, он улыбается (это всегда помогает справиться с неприятными чувствами) и театрально журит:
– Дорогая студентка Клеопатра, как вам не стыдно смеяться над своим многоуважаемым профессором? Я ведь и обидеться могу.
– Я над вами не смеюсь.
– Да неужели? – Санаду стягивает с себя жилетку и бросает поверх сюртука. – А я вот вижу не что иное, как смех.
– Но не над вами.
– Над чем же?
– Над ситуацией, – помахивает рукой Клео. – Не обращайте внимания.
– Знаете, это довольно трудно, – Санаду стягивает с себя туфли. – Разувайтесь.
– Конечно-конечно, – всё ещё хихикая, Клео сбрасывает туфельки.
А Санаду видит обтянутые чулками стопы и на миг замирает, представив, как эти чулки выглядят под подолом, как приятно скользнуть по ним пальцами и ощутить переход на обнажённую кожу.
Возбуждающе приятно.
Выдохнув, он ногой подталкивает одну из подушек ближе к креслу и усаживается на неё спиной к нему, опирается лопатками на подлокотник.
– Садитесь спиной ко мне, – приглашает он, подтягивая вторую подушку в пространство между своих ног и мысленно благословляя узкий крой брюк. Крой неудобный, но очень хорошо всё сдерживающий.
Подойдя, Клео разворачивается так резко, что подол задевает колено Санаду, а рыжие кудряшки эффектно взвиваются. Санаду смотрит на неё снизу вверх и уже тянется к ногам – коснуться лодыжек, скользнуть ладонями выше, добраться до кромки чулок.
Но Клео скрещивает ноги и резко опускается на подушку. Подол надувается вокруг неё, волнами оседает на коленях Санаду. Клео откидывается спиной на его грудь.
– Я ведь правильно всё делаю? – тихо спрашивает она.
Санаду словно парализован. Тепло её тела, эта близость… запах её кожи и волос, щекотное прикосновение кудряшек к его подбородку. И обнажённая шея, плечо так близко – стоит лишь чуть наклониться, и можно прикоснуться к ним губами, скользнуть за розовое ушко…
Наклонившись, Санаду выдыхает на шею – та покрывается мурашками. Всего пара сантиметров – и можно ощутить губами тепло кожи.
Но каким будет ответ?
И даже если Клео не оттолкнёт, насколько искренним будет согласие?
Совершенно невыносимое состояние для Санаду: делать что-то и не знать эмоциональной реакции на это. Он слишком менталист.
Запрокидывая голову на подлокотник кресла, Санаду запоздало отмечает удушающе частое биение собственного сердца. Ему жарко. И тесно. И Клео практически в его объятиях, но от неё не исходит никаких эмоций, её реакция и состояние непонятны. Санаду так не может.
– Вам надо расслабиться, – борясь с хрипотцой голоса, поясняет он. – Почувствовать себя в полной безопасности.
Он обнимает Клео и притягивает с кресла плед, укутывает её, натягивает мягкое полотно на выглядывающие из-под подола пальцы ног.
– Понятно… – Клео откидывает голову ему на плечо, её висок прижимается к скуле Санаду. – Когда вы тёплый, вы более приятный.
Санаду только неопределённо хмыкает и прикрывает глаза. Он вновь, как в ту ночь, когда Клео была пьяна до бессознательного состояния, наслаждается её теплом.
Нет, не как тогда – острее и ярче. Потому что тогда он воспринимал это иначе. Или не позволял себе воспринимать это как близость привлекательной девушки. Или просто забыл… двадцать лет он никого не сжимал в своих объятиях подобным образом, не ощущал чужого тепла. Его разум отсёк эту часть жизни начисто и не позволил адекватно воспринять даже проявление возбуждения, пока Эзалон не указал на очевидную увлечённость. Только тогда Санаду постфактум в полной мере осознал, что Клео ему не просто любопытна, что он стоял в холодной воде не просто так.
И это прекрасно.
Губами Санаду прижимается к кудрявой макушке и вдыхает аромат волос. Крепче обнимает Клео.
– Расслабься, – просит он. – Здесь и сейчас никто не причинит тебе вреда. Ты в безопасности. У тебя нет нужды обороняться. Не от кого.
