– И чем вам Александр Сергеич не угодил? – я дёргаю майку с изображением классика.
Нарочитое спокойствие Алоиза лопается мыльным пузырём:
– Положено так! Идите на склад. – Он хватается за голову. – Рабочий день уже кончился. Ладно. Идите спать, завтра утром всё получите. А я подготовлю ваше расписание.
Причём, выговаривает мне так, словно это я виновата в его желании трижды провести тест. Вот кому точно надо толщины души, а лучше нервов добавить. Даже жалко его. Почти. Поэтому ограничиваюсь нейтральным:
– До свидания.
Алоиз нервно вздрагивает. Махнув ему на прощанье, выхожу в тёмный коридор. Он освещён тусклыми фосфоресцирующими пятнами плесени на потолке.
Тихо… как в могиле. Ни скрипа, ни шороха, аж морозец по коже: антураж заправского ужастика.
За закрывшимися дверями, отсёкшими яркий свет кабинета, раздаётся подозрительный деревянный хруст. И утробное рычание, добавляющее очков хоррорности.
Судя по сумраку, рабочий день не просто закончился – уже ночь в права вступает. А у меня Марк Аврелий не кормленный под присмотром малознакомой вампирши. Позади – ошалевший оборотень, впереди – тёмные запутанные коридоры.
И неизвестно, какие ещё приключения по пути в общежитие.
Глава 11
Тёмной-тёмной ночью, в тёмных-тёмных коридорах настоящей магической Академии… ничего жуткого, кроме атмосферы, нет. Не пасётся трёхголовый Пушок, не ведут странные беседы преподаватели, и студенты не устраивают дуэлей на магических палочках.
Тихо, как в могиле.
Поплутав немного, наконец, выхожу в холл, озарённый тусклыми отсветами уличных фонарей, проникающих сквозь стрельчатые окна. Толкаю массивные двери, лишь сейчас замечая, насколько легко и бесшумно они открываются.
На крыльце, спиной ко мне, стоит охранник в синей мантии.
– Добрый… – начинаю я.
– А! – взвизгивает охранник, отскакивает и, оступившись на краю лестницы, катится вниз.
Я и сделать ничего не успеваю.
Снова наступает тишина. На сей раз действительно мрачная-мрачная. С моего места не видно, шевелится охранник или нет… Вот ведь! Вдруг он шею свернул? А свидетелей того, что он сам грохнулся, нет… Но вроде некроманты могут сделать из него свидетеля в расследовании собственной кончины. Так, отставить мрачные настроения!
Шагаю к краю.
Охранник лежит на спине. Глаза закрыты, бледное лицо почти безмятежно, одна рука придерживает другую.
– Мужчина, вы как, в порядке? – мой голос тонок от нервности.
***
– Ты не поверишь, – сдерживая усмешку, Санаду по-хозяйски свободно и без стука заходит в кабинет Эзалона, – что я только что узнал!
Эзалон поднимает взгляд от документов. Энтузиазма коллеги он не разделяет: слишком много у него дел, и, в отличие от Санаду, Эзалон не может от них улизнуть, сославшись на внезапные срочные дела в своём кантоне за неимением этого самого кантона.
Да ещё и девушка с Терры своим появлением добавляет организационных проблем.
Санаду плюхается в кресло для посетителей, вольготно разваливается в нём и взмахом руки притаскивает из шкафа подставку под ноги.
– И что же ты узнал? – интересуется Эзалон.
– Оказывается, я нежный, и у меня тонкая душевная организация! – радостно сообщает Санаду. – Представляешь?
– М-м… и? – откровенно не понимает Эзалон и невольно постукивает пальцами по папке с документами.
– Тонкая душевная организация. У меня, – повторяет Санаду. – Это Алоиз такое вывез.
Пожав плечами, Эзалон примирительно замечает:
– Не стоит обижаться на правду.
Губы Санаду дёргаются, и оставшаяся на них усмешка больше не весёлая – натянутая.
– В смысле? – настала очередь Санаду не понимать.
– Что «в смысле»?
– Алоиз сказал, что у менталистов тонкая душевная организация, Клеопатра решила, что у меня тонкая душевная организация. У меня. Это же забавно. Но это неправда.
Гнуть брови Эзалон умеет не хуже Санаду – столетия общения сказываются. Эзалон почти деликатно интересуется:
– Как же неправда, если ты девушку обучить не можешь только потому, что она – рыжая?
– Могу, но не хочу. Это разное. И у меня не тонкая душевная организация.
Эзалон с великим трудом сдерживает улыбку, но Санаду замечает её отблески и резко поднимается с кресла:
– Да ну тебя, скажешь тоже! А студентка ещё и некроманткой оказалась, так что незачем ей на мои уроки ходить и провоцировать конфликт магий.
На этот раз Эзалон улыбку не сдерживает, ведь несовместимы только некромантия и вампиризм из-за конфликта богов, а не сами носители способностей. О чём Эзалон и напоминает:
– Конфликт некромантии и вампиризма не помешал тебе общаться с Огнадом, а он был не просто некромантом – личем.
– Ну что ты сегодня вредный такой? У тебя закончился абонемент в любимом заведении, теперь энергию девать некуда, а деньги ты на пожертвования Академии спустил и на мне отыгрываешься?
– Нет, просто кое-кто отлынивает от составления программы, а демоны ждут.
Санаду скептически смотрит на папки на его столе:
– Прими первый попавшийся план обучения и всё. Это же пробная программа, всё равно корректировать придётся.
– Я понимаю, что тонкая душевная организация мешает тебе работать с документами… – наигранно сочувствует Эзалон, и Санаду качает головой:
– И этот демон обвиняет меня в ребячестве?
– Давно известный факт: вампиры морально взрослеют ещё медленнее драконов. Так что все привыкли.
– Пф! – Санаду изображает оскорблённую невинность, хотя прекрасно знает, что и как о нём думает большинство обитателей Академии. – Если у тебя так много нерастраченной энергии, пойдём на полигон разомнёмся.
Эзалон оглядывает документы перед собой. Прибытие юных сородичей его тревожит: демонов воспитывали в ненависти к Эёрану, а теперь, после заключения мирного договора, от первых контактов зависит очень многое. Ему же, как давнему переселенцу, поручили самое сложное: молодняк с его гормонами и юношеским максимализмом. И это теперь, когда ректор – могучий дракон, способный потрепать даже принцев – покинул Академию, оставив её на двух соректоров.
Так что боевые навыки, как предполагает Эзалон, могут пригодиться, очень даже пригодиться, тренировка не помешает. Да и террианка способна добавить потрясений.
