– Хорошенький, не спорю, – косит на него весёлый взгляд Санаду, продолжая постукивать пальцем по подбородку. – Но я не могу оставить разрушение моего кабинета без наказания.
– Это сделал кто-то другой!
– Но если бы вы меня не отвлекли, я бы не вышел из кабинета, и его бы не разгромили. – Санаду вздёргивает палец вверх.
– Это какая-то особая мужская логика? – ошеломлённо уточняю я.
– Да. И за сомнение в соректорской логике наказание добавим. Чтобы неповадно было.
– Вы шутите?
– Нет. Имей смелость принять достойную кару, – уголки губ Санаду дёргаются в попытке сдержать улыбку. Наконец, ему удаётся сделать абсолютно серьёзное лицо. – Ты наведёшь порядок у меня в кабинете. И ещё: я секретаря как раз ищу…
– Какая зарплата? Сколько длится рабочий день? Сколько выходных? Возможно ли совмещать с учёбой? Отпуск и больничный оплачивается?
Санаду удивлённо приподнимает брови. Пару мгновений молчит, прежде чем сообщить:
– Обычно всё оплачивается, но, раз это наказание, поработаешь бесплатно.
– Нет.
– Да.
– Нет, я не буду работать бесплатно: у меня другие планы на свободное от учёбы время.
– Будешь-будешь, и в твоих планах на свободное время теперь только я, мой кабинет и мои дела, – Санаду направляется к приоткрытой двери. – Я пока дам отбой поискам Марка Антония. Но учти: вскоре я буду ждать тебя на уборку кабинета. И теперь ты мой секретарь… Да это даже звучит гордо! Радуйся!
– Я протестую.
Но Санаду лишь усмехается и машет рукой, после чего выходит в коридор и, предупредив:
– Информация о времени отработки и работы будет на браслете, будь внимательна.
Закрывает дверь.
Вот морда наглая!
Другая наглая морда – мохнатая и хвостатая – оглашает территорию Академии очередным воплем.
Оборотни Марка Аврелия ищут, и менталисты тоже – всех я переполошила. Хорошо, что с ними объяснится Санаду, но и самой надо извиниться за беспокойства.
А Марк Аврелий так сладко посапывает во сне, что все тревоги при взгляде на него отступают, и сердце распирает от нежности. Главное, что с ним всё в порядке, и злоумышленник его отпустил.
Встав на колени перед домиком из книг, я замираю в умилении. Марк Аврелий дома, со мной…
Но кто же разгромил кабинет Санаду?
Глава 30
В сплетении мохнатых тел хуже всех погребённому в эпицентре Шаантарэну, от которого торчит лишь рогатая голова и три хвоста: он сдавлен, шерсть свалялась от волчьей и медвежьей слюны, уши выглядят подозрительно пожёванными. Хвосты тоже. И у тех, кто не добрался до вожделенного тела, в зубах и когтях белеют клочки его шерсти.
– С-Санаду, спаси, – хрипит Шаантарэн, вытягивая лапу из горы блаженно урчащих тел.
– Кто я такой, чтобы мешать исполнению твоих влажных фантазий? – изображает печаль Санаду.
– Живодёр! – нормальным тоном констатирует Шаантарэн и ёрзает среди оборотней. – У ящериц понабрался!
Один из них кусает его за хвост, чтобы угомонился, и Шаантарэн охает.
Малое наказание за любовное зелье на взгляд Санаду, но… он не живодёр.
– Хоть подданных отзови! – Шаантарэн встряхивает ухом, сбрасывая капельку слюны. – Твои наверняка здесь есть!
– Увы, – Санаду разводит руками, – на территории Академии титулы не действуют, здесь я просто профессор, а они – студенты, не мои подданные.
– Вот не надо! Прикажешь – и они с радостью исполнят. И ты не просто профессор, ты соректор!
Санаду лишь хмыкает, созерцая, как один из хвостов Шаантарэна исчезает в волчьей пасти. Любовное зелье для людей странно действует на оборотней.
– Ну хоть что-нибудь сделай! – Шаантарэн делает жалобные глаза. – Мы же друзья!
Тяжко-претяжко вздохнув:
– Только потому, что мы друзья, – Санаду с видимой неохотой достаёт из кармана баночку.
Печально взглядывает на неё и бросает Шаантарэну. Прямо в нос.
– Ау! Мог поосторожнее! – Шаантарэн косится на откатившуюся по серой шкуре баночку. – Чем это поможет?
– Разбей о себя, и они разбегутся, – поясняет Санаду. – Ещё раз применишь любовное зелье на студенте, повторим гон, только я не буду корректировать их поведение для твоей безопасности.
Развернувшись, Санаду уходит.
Двадцать шагов спустя за его спиной раздаётся шипение, взметаются клубы чёрного вонючего дыма. Волкооборотни, завывая и фыркая, бросаются кто куда. Но в своём почти слепом беге они огибают Санаду по широкой дуге.
– Эй! – Шаантарэн закашливается. – А почему медведеоборотни не убегают?
– Они спокойнее к запахам относятся, – тихо поясняет Санаду, но за топотом и рыком оборотней этого не слышно.
Прикрываясь от вонючих миазмов щитом, он доходит до административного корпуса. Охранники провожают его полными ужаса и восхищения взглядами.
Санаду направляется к лестнице в подземелье, и почти сразу улавливает мелодию клавесина. Перемежающуюся драконьим сопением. Эзалон успокаивает бывшего ректора традиционным способом, может даже ложку новую подарил для коллекции.
В бывшей сокровищнице волшебная дверь заменена на деревянную. На полу вместо золотых монет рассыпаны медные, на них посапывает громадный алый дракон – их прежний ректор Дегон.
В углу мрачный Эзалон наигрывает колыбельную. Это он предложил оставить клавесин-успокоитель Дегона здесь. На всякий случай. И случай всякнулся раньше, чем ожидалось.
Оглядев чешуйчатую тушу, Санаду ослабляет ментальную защиту. В мысли вклинивается раздражённый посыл Эзалона: «Ты его раздраконил – ты и играй!»
Санаду может отшутиться, но играть на клавесине ему так же легко, как было сто или двести лет назад. Чего нельзя сказать о постаревшем Эзалоне.
Россыпь медных монет Санаду обходит вдоль стены. Чтобы не прерывать мелодию, поднимающийся Эзалон жмёт клавиши телекинезом. Слабость его подготовки непотомственного менталиста выдают вклинившиеся фальшивые ноты, и тональность сопения Дегона опасно меняется. Санаду перехватывает управление клавишами телекинезом, и его мелодия идеальна, хотя в теории должна страдать такими же недостатками.
Он усаживается на стул.
Прохладные клавиши изгоняют с кончиков пальцев Санаду воспоминание о тёплой коже Клеопатры, её мираж. Санаду играет. Легко, почти не задумываясь.
«И кто будет отвечать за вонь и уборку? Кто это всё будет компенсировать?» – по-прежнему мысленно, чтобы не разбудить Дегона, спрашивает Эзалон.
«Шаантарэн».
«Шаантарэн? – скептически уточняет Эзалон. – Кажется, мы бегали за тобой и новенькой рыжей».
