– Она работает ограниченное время?
– Нет. Но ты этого не знала и подвергла себя риску. – Санаду чуть крепче сжимает мои плечи. – А я, между прочим, за тебя отвечаю… Как соректор.
– М-м, виновата. Поняла. Можно обратно в Академию?
Как бы девчонки не сбежали без меня…
– Нет, – Санаду мотает головой. – Я лично доставлю тебя на место. Когда освобожусь. А пока, чтобы ничего не учудила и не наболтала лишнего, просто тихо посидишь под моим присмотром.
– Здесь?
Санаду вздёргивает подбородок:
– Тебе чем-то не нравится мой бар?
Вот уж выбрали девчонки местечко для вылазки, так выбрали: из всех таверн немаленького города именно принадлежащую Санаду. В которой он в это время находится. Интересно, кто такой удачливый? Хотелось бы знать, чтобы не попадать в одну команду.
Зато понятно, откуда в меню земная еда: Санаду же у нас гостил.
А теперь внимательно смотрит, ожидая ответа.
Глубоко задумчиво выдаю, загибая пальцы:
– Клиентам покоя не дают – это раз. Пить тоже – это два. От вида некоторых посетителей животы прихватывает. Кухню оценить не удалось, – демонстрирую четыре согнутых пальца. – Даже не знаю, как сказать, чтобы не обидеть.
– Что ж, значит, надо устроить тебе рекламную акцию-ознакомление с ассортиментом заведения и его прелестями.
Поесть на халяву всё что захочу? Да с удовольствием!
Разворачиваюсь к барной стойке и успеваю заметить, как нервно дёргаются губы Санаду.
– Не здесь, – он тянет меня к лестнице на сумрачный второй этаж, который я мысленно окрестила рядами для поцелуев и тёмных делишек.
Даже на ступенях Санаду меня не отпускает, будто ожидает, что я вырвусь и убегу.
После яркого первого этажа на втором темно (свет удивительным образом рассеивается на границе этажей, будто опасается проникать на столики, расположенные между перегородок).
Санаду подводит меня к ближайшему и громко представляет:
– Прошу любить и жаловать: Клеопатра. Она посидит с нами.
– И поем, – напоминаю я, вглядываясь в сумрачные фигуры за уставленном бутылками и мисками столом: что ещё интересного мне этот мир приготовил?
– И поест, – кивает Санаду.
– Кхм, – прокашливается кто-то большой из глубины кабинки. – Санаду, она же рыжая.
Отшатнувшись, Санаду округляет глаза и оглядывает меня в притворном ужасе:
– Надо же, а я и не заметил!
И так это у него забавно получается, что я невольно фыркаю. С трудом сдерживая улыбку, сочувственно отзываюсь:
– Ну, в вашем возрасте проблемы со зрением не удивительны.
– Но-но! – вскидывает палец Санаду. – Дело не в возрасте, ты просто подкралась незаметно!
– Ну, если быть точными, это вы ко мне только что подкрались.
– Сказала девушка, сама пришедшая в мой бар и севшая ко мне спиной, – Санаду тяжко вздыхает. – Вот оно – коварство рыжих! Всё ведь перевернут, всё! И виноватым оставят.
Чувствую, «просто тихо посидеть» не получится: присмотр у Санаду слишком уж активный. Да и я не ромашка, а та ещё розочка – могу в ответ уколоть.
– Попрошу без инсинуаций на тему рыжих! – отзывается второй крупный силуэт. – Нормальные мы. И не кусаемся, в отличие от некоторых.
– Я бы на твоём месте не ручался за всех рыжих, – Санаду указывает на мужчину. – Прошу жаловать и можно даже любить: Саториус. Тоже рыжий.
Мужчина наклоняется вперёд, но цвет его волос и бороды в темноте не рассмотреть, виден лишь силуэт.
– Приветствую юную леди, – он взмахивает широкой ладонью.
– И минуты не прошло, а рыжие уже сговариваются, – вздыхает Санаду и указывает на самую массивную фигуру. – Это у нас Дарион. Вот он – нормальный. Ответственный. Правда, эксперт по части заговоров, но у него положительные заговоры*.
– В отличие от рыжих, да? – уточняю я.
– Конечно! – подтверждает Санаду, на что я хмыкаю. – Чистопородный шатен. Как и сосед Саториуса – Баратус. Напротив него скромничает Лавий. Ну а меня ты знаешь, так что можешь садиться.
Шагаю вперёд – и о чудо! Попадаю в свет и могу теперь нормально рассмотреть сидящих за столом мужчин. Два из них – Дарион и Баратус – медведеоборотни, судя по огромным габаритам и слишком большим карим радужкам. Сидят по разные стороны вытянутого стола. Причём соседей по лавке – Баратуса и рыжебородого Саториуса – я уже видела на полигоне: это наставники боевых магов и щитовиков. Желтоглазый волкооборотень Лавий, кажущийся особенно мелким рядом с медведеоборотнем Дарионом, мне не знаком, но на его запястье поблескивает золотом браслет Академии.
Санаду указывает на место рядом с широкоплечим Баратусом, а сам усаживается на своё – возле Лавия. У Санаду единственного не бокал, а металлический кубок. И бутылка возле его тарелки с надкушенной птичьей ножкой в кляре отличается по форме и цвету этикетки от остальных.
Едва устраиваюсь на скамейке, из пелены, отделяющей стол от остального пространства верхнего этажа, выскальзывает официант с подносом. Передо мной выставляют тарелку с гамбургером и картошкой фри, кружку ярко-зелёной пузырящейся жидкости и бокал.
Лавий берётся за одну из нескольких бутылок в центре стола и тянется налить мне, но Санаду ведёт пальцем, и мой бокал перескакивает обратно на поднос официанта. Тот мгновенно отступает в сумрак. Интересная тут защита клиентов от подглядывания: тех, кто сидит за столиком, не видно с прохода, а от столика не видно ходящих по проходу.
– Ей не наливать! – Санаду взмахивает бутылкой. – Клеопатра – мой проводник на случай, если забуду путь к Академии. Она должна быть трезвой, как стёклышко.
Вопросительно смотрю на Санаду, а он только бровку поднимает да ухмыляется самодовольно.
– Ты что, нам не доверяешь? – почти обиженно интересуется Саториус, подставляя бокал под бутылку в руках Лавия.
Санаду бросает на него скептический взгляд:
– Я бы поверил, если бы не цвет твоей бороды. С вас станется и потерять меня по дороге.
– Да ладно, если что – доставим прямиком к дому, – мягко улыбается Баратус.
– Сказал медведеоборотень, которого соректор отправил привести меня на занятия, и который вместо этого сидит и пьёт тут со мной.
– Но ты в ответ приказал мне никуда тебя не вести, – разводит огромными ручищами Баратус, и мне приходится уклониться, чтобы не получить по плечу. – А кто я такой, чтобы оспаривать приказ соректора?
Судя по разговору, чуть заплетающейся речи и мутноватым взглядам, они давно тут пьют. Да и бутылки на столе почти все пустые. Санаду, наконец, откупоривает свою, и из горлышка вырывается пламя.
