Вместо ответа Санаду протягивает мне кубок, и я, уже зная восхитительный вкус напитка, с радостью делаю глоток…
***
Сложивший руки на груди Санаду с насмешкой наблюдает за моими попытками столкнуть его в канаву. Он словно каменный столб. Вкопанный метра на три в землю.
– Ну же! – пыхчу я. – Вы говорили, что я уроню вас в канаву! Надо исполнить!
Не помню, почему во мне так крепка эта уверенность, но в канаву его спихнуть я должна .
Санаду лишь посмеивается:
– Так это было о варианте, в котором вы меня обратно ведёте, а не наоборот.
Отступив на несколько шагов, я с разбега врезаюсь в Санаду, но он настолько несдвигаем, что мои туфли проскальзывают по траве, и я начинаю падать. Не успеваю сообразить, а Санаду уже подхватывает меня и прижимает к себе, не давая клюкнуться носом в землю.
– Клеопатра, вы неподражаемы, – выдыхает он мне в ухо, касаясь его губами, я хочу сказать ещё что-то о канаве, но проваливаюсь во тьму.
***
– Их все, все считали сумасшедшими, и всё из-за вас! – рыдаю я в плечо Санаду и одновременно стучу кулаком по его груди.
Почему-то я сижу у него на коленях, а он обнимает меня за талию:
– Им надо было всего лишь согласиться с тем, что думали об их исчезновении остальные, тогда воздействие манка на сознание частично осталось бы, и люди полагали бы, что пропавшие добровольно были в отъезде.
Снова бью Санаду в грудь и сдираю костяшки пальцев о пуговицы рубашки с влажными следами моих слёз. Гневно возражаю:
– Откуда им было знать, если они ничего не помнили о времени здесь, о том, почему это произошло, о своём исчезновении? Как они должны были догадаться поддерживать легенду и лгать?
– Ну, это же их жизнь. Мы думаем о безопасности своего мира, поэтому стараемся не оставлять следов, а им нужно думать о себе, прежде чем что-то делать, а не бегать, на каждом углу рассказывая, что ничего не помнишь.
Снова бью кулаком в грудь Санаду. И ещё. И ещё. Рука ноет, словно я стучу если не по стене, то по спинке кресла.
– Вы твёрдый! – всхлипываю я, баюкая руку.
– Ну, извини. У меня вообще много недостатков, и это не самый плохой.
– Вы издеваетесь!
– Если только совсем немного. Правда, уже не первый час, но немного.
Опять его бью, на этот раз усерднее, до ломоты в костях. Санаду перехватывает мою руку и прижимает к своей груди, всю меня прижимает:
– Ну, всё, тихо-тихо.
Пытаюсь его ударить, но Санаду держит крепко, касается губами моего лба, покачивается, успокаивающе гладит по спине:
– Тихо, малышка, тихо…
Меня душат слёзы и, почему-то, нервный смех от странности этой ситуации.
***
Ледяная вода. Холод пробирается под кожу, сковывает сердце. И выбивает из мозга хмель.
Ночь глуха и темна, шелестит вода.
Магические сферы парят в двух метрах над тёмной поверхностью сияющим кольцом.
Постукивая зубами, сжавшись, я стою в ледяной реке.
В одном нижнем белье.
Напротив меня стоит Санаду и не похоже, чтобы ему было холодно, хотя торчащие над водой плечи обнажены.
– Протрезвели? – мягко спрашивает он.
– Д-да, – выбиваю зубами я.
– Какая жалость!
Я стукаю его по плечу, и всплеск воды, как и наши голоса, эхом разносится над рекой.
Потирая ушибленное место, Санаду притворно вздыхает:
– Надо вас в боевые маги. Баратусу сдать, чтобы приложил такие немалые силы в правильном направлении.
Оглядываюсь по сторонам, но вижу только воду: всё остальное утопает во тьме.
– Почему я раздета? – я позволяю холоду прочищать сознание и надеюсь, что воспоминания он тоже вернёт.
Ага, как же!
– Вы не хотели мочить платье, – любезно поясняет Санаду и почёсывает своё голое плечо.
– Почему вы раздеты?
– Вы были категорически против того, чтобы я мочил свою одежду. Как истинному джентльмену, мне пришлось уступить вашему напору. К тому же вы обещали побить меня в случае отказа, и никакие уверения, что похвала будет иметь больший эффект, вашей позиции по данному вопросу не изменили.
– И как давно вы трезвый?
– М-м, дольше, чем мне бы хотелось, – Санаду улыбается, хитро поблескивает глазами.
Ругаться, как я понимаю, бесполезно: тролль он и есть тролль. Так что качаю головой и спрашиваю:
– Берег где?
– А, наконец-то вы вспомнили о берегах!
Вздёрнув подбородок, направляюсь в указанную сторону, даже не прося Санаду отвернуться: захочет – сам сделает, если нет – осыплет насмешками. А зачем их выслушивать, коли он уже видел меня в одном белье? Буду считать, что на мне купальник, и не колышет.
Половина сфер уплывает за мной, поднимаясь выше по мере моего выхода на берег, кружась сияющим хороводом. Их свет отблесками мерцает в потоках и каплях стекающей по телу воды.
На берегу действительно лежит наша с Санаду одежда, я берусь за его рубашку и начинаю вытираться.
– Хм, мне казалось, вы ратовали за то, чтобы моя одежда осталась сухой, – голос звучит далековато, словно Санаду остался в ледяной воде.
– Это было до того, как я протрезвела и вспомнила, кто мне подливал.
– Ну, справедливости ради, начал подливать не я, и я не заставлял вас начинать пить.
– Но и не остановили, хотя обещали за мной присмотреть.
Вытершись рубашкой, отбрасываю её на траву рядом с жилеткой и штанами Санаду.
Покрытую мурашками кожу обжигает ветер, но мне нравится этот холод – позволяет опомниться и не думать о стыде. Чуть наклонившись, выжимаю кончики волос и берусь за платье.
Натянув его на талию и оставаясь спиной к воде, дрожащими пальцами размыкаю крючки бюстгальтера. Быстро стягиваю его и влезаю в лиф платья. Оно кажется почти горячим после ледяных кружев.
Отжав ценное бельишко из дома, сую его в карман и наклоняюсь стянуть трусики. Благо длинный подол прикрывает процесс от посторонних взглядов.
А уж припрятав в карман и трусики, разворачиваюсь к воде.
Из тёмной блестящей воды торчит лишь голова Санаду. Магические сферы парят над ним, ежесекундно меняя узор света и теней на лице, так что не разобрать его выражения.
– Вода же холодная, – в замешательстве произношу я. – Почему вы не выходите?
Глава 34
– Так скромность не позволяет вылезти, – показательно вздыхает Санаду.
