А когда переходим на чистку дорожек (к этому времени Санаду всё же уводит дракона), в Академию является разряженный в золото глашатай и, продудев в трубу, громогласно объявляет о воссоединении короля Элоранарра Аранского с его избранной.
После объявления её имени начинается вообще странное: кто смеётся, кто икает, кто бледнеет, есть позеленевшие, присевшие, окосевшие и побежавшие к общежитиям. Количество круглых глаз зашкаливает. Но стоит прямо спросить о причинах странной реакции – и студенты начинают юлить, а то и разбегаться.
– Так ведь для дракона большая радость избранную найти, хи-хи!
– Эм, ну, нельзя обсуждать личную жизнь избранных – она касается только их.
– Это драконы, это их личные дела, не лезь в них, а то голову откусят.
– Да-да, они могут откусить. Хотя этот… эта… скорее порежет на ломтики.
– Главное, что тебе нужно знать – в честь такого праздника всем положен выходной! Можно бросать все эти швабры и тряпки!
– Я жить хочу, пусть тебе кто-нибудь другой расскажет подробности.
Только оказавшись в ситуации острого информационного голода я замечаю отсутствие Ники. И её Вали. Кажется, кто-то под шумок убежал на свидание.
Вот так будешь умирать от любопытства, а тебе даже руку помощи не протянут.
Взгляд падает на коптящую чёрным дымом переносную лабораторию, и я направляюсь к Лавию. К его стильному костюму теперь добавлен кожаный фартук и гогглы.
– Добрый день! – взмахиваю рукой, отвлекая его от наблюдений в странный микроскоп.
Приподняв гогглы, Лавий фокусирует на мне рассеянный взгляд, и я спрашиваю:
– Тут всегда такая странная реакция на объявление избранных?
Он смотрит на шушукающихся, расходящихся студентов – они отправляются реализовывать свой законный выходной, оставляя щётки, тряпки и вёдра прямо на дорожках аллей.
– Нет, просто эта избранная – случай особый.
– И чем? – я присаживаюсь на стул возле раскладного стола и небрежно перебираю разноцветные кристаллы.
Лавий следит за моей рукой, и зрачки его слегка расширяются. Голос звучит чуть ниже:
– Считалось, что эту драконессу убили Неспящие*. Неспящие – это…
– Вампиры-кровопийцы, я знаю, – ответив, по склонившейся набок голове Лавия понимаю, что сказала нечто странное. – Их существование ведь не секрет?
– Нет. Просто удивительно, что вы о них уже знаете.
Надо осторожнее с высказываниями, а то подловят на излишней осведомлённости.
Пожимаю плечами:
– Мне интересен мир, в который я попала, – продолжаю водить пальцами по продолговатым кристаллам, и это почему-то завораживающе действует на Лавия. Воздух вокруг будто сгущается. – Например, эти Неспящие – так ли они ужасны?
А то мало ли, вдруг меня против каких-нибудь благородных революционеров работать подрядили. Не убили же они эту драконессу.
Несколько мгновений Лавий смотрит мне в глаза, и его зрачки расширяются ещё больше. Затем он воровато оглядывается, взмахивает рукой, будто отмахиваясь от дыма, но тот, наоборот, сгущается и окутывает нас ещё больше, скрывая от остальных. При этом не мешая дышать.
И теперь, когда серая дымка отделяет нас от остальных и яркого солнечного света, Лавий резко подаётся вперёд и скалит волчьи зубы:
– Не ищи их, не думай он них! Забудь! И молись богине смерти, чтобы никогда ни с одним из них не встретиться, глупая девчонка!
Шерстинки проступают вокруг его звериных глаз, блестят клыки. Но это настолько… жутко, что кажется немного нереальным, и я просто сижу неподвижно. Моя стрессоустойчивость выходит на новый уровень.
Рыкнув, Лавий отталкивается от стола. Глаза его зверски сверкают, губы ещё нервно подрагивают.
Какие они все нервные.
– Да я просто спросила, – пожимаю плечами.
Но Лавий смотрит на меня с подозрением. Проводит дрожащими пальцами по волосам:
– Ты не понимаешь, просто ты не понимаешь, насколько…
Из дымки, присвистнув, выскакивает Марк Аврелий и рыжей молнией пролетает по столу, сбивая реторты, раскидывая многочисленные кристаллы. Один прихватывает и, увернувшись от руки Лавия, вместе с кристаллом ныряет в дым.
– Проклятое животное! – Лавий взмахивает руками, разгоняя дым, и щурится от солнца. – Верни кристалл!
Марк Аврелий улепётывает к общежитиям.
Рывком обратившись в волка, Лавий припускает за ним, но того уже и след простыл. А мне тревожно, только теперь сердце взвывает от участившегося сердцебиения. Я спешу за ними, готовая защищать обнаглевшего рыжика. Касаюсь браслета, чтобы определить направление ошейника.
И останавливаюсь.
Направление показывает в противоположную сторону, прямо на границе разрешённого радиуса – Марк Аврелий при всей своей скорости не может находиться возле ворот, если он только что был здесь и убежал к общежитиям.
___________
* История Элоранарра Аранского и его удивительной избранной рассказывается в цикле «Секретарь старшего принца» (18+)
Глава 40
Неужели с Марка Аврелия сняли крутой ошейник? Или это местная белка, просто похожая? Может, они мимикрировать друг под друга могут.
Так и стою, не зная, в какую сторону бежать.
Всё решает волк, неторопливо бегущий от общежитий сюда. Обсуждать с этим нервным Лавием Неспящих… да ну его!
Можно соврать, что заинтересовалась невестой Санаду, услышав о ней на гулянке, поэтому спросила о Неспящих, но вдруг он проверять начнёт? А в диалоге Санаду и Танарэса принадлежность Мары к Неспящим, как и отношения с Санаду, не упоминались.
Разворачиваюсь и бодро шагаю к главным воротам, высматривая среди засилья розового свою радость.
А моя радость занимается вымогательством.
Пока студенты гудящей толпой выкатываются наружу, Марк Аврелий, посверкивая ошейником, скачет перед охранниками: и зигзагом пробежит, и кругами по травке стелется. А то встаёт на задние лапки и оглядывается. Делает несколько сальто. Скачет, изображая нечто похожее на танец. Подбегает к кому-нибудь из охранников и замирает, глядя в глаза. Пока не получает орешек. Тут же молниеносно взбирается на ближайшее дерево с розовыми листьями, прячет заначку и возвращается к охране, чтобы снова «сплясать» и заглянуть в глаза следующему.
Улыбающиеся во все зубы охранники оплачивают представление орешками.
Удивительно: набрал целую гору орехов, а всё мало.
Присвистываю. Марк Аврелий разворачивается, нацеливается – и уже через пару секунд запрыгивает на меня. Взбирается, словно по дереву, и замирает на плече.