– Если Неспящие предложат сделку – соглашайся, но сразу сообщи Санаду. Или мне. Соректору Эзалону. Да хоть в ИСБ иди с заявлением. Но не покупайся на их посулы. И не спорь. Не отказывайся категорично. Уверь их в своей лояльности и уходи как можно быстрее. Иначе это закончится твоей смертью.
Мурашки ползут по спине, и что-то как-то тревожно: а не продешевила ли я в сделке с Танарэсом? Этот Лавий ещё не знает, что я одну из Неспящих выслеживать подрядилась, а уже в панике.
– Хорошо, – я высвобождаю локоть из захвата. – Поняла. Буду осторожна.
Поднимаюсь по ступеням крыльца, оглядываюсь: Лавий не сводит с меня странного взгляда.
Кажется, надо черкнуть письмецо Танарэсу.
С этой мыслью я поднимаюсь на второй этаж и прохожу в нашу с Никой комнату. Хомякующейся соседушки нет.
Соскочивший с плеча Марк Аврелий проносится по комнате, проверяя запасы – не только свои, но и Никины. А я всё ещё думаю над словами Лавия, и поэтому не сразу замечаю на своей постели кристалл.
Жёлто-зелёный кристалл. Кажется, такой лежал на столе Лавия, прежде чем там промчалась вороватая белка.
– Кто здесь? – оглядываюсь по сторонам.
Ну да, глупо выглядит, но кристалл, которого здесь быть не должно, блестит на кровати. Осторожно тыкаю его пальцем – настоящий. Присматриваюсь – это точно кристалл Лавия: скол приметный на уголке, я его пальцем задела, когда поглаживала.
На галлюцинацию не похоже.
– Эй, отзовись! – увереннее требую я.
Марк Аврелий выглядывает из своего особнячка и дёргает ухом: мол, чего разоралась?
– Ко мне, – нервно постукиваю себя по плечу.
Марк Аврелий отвечает недовольным стрекотом.
– Ко мне! – повторяю строже, и он, соскользнув со стола, проносится по полу и взбирается мне на плечо. Надувается и распушает хвост. – Умничка мой маленький, пушистенький сладенький…
Оглядываясь по сторонам, пячусь к двери. Взмахом руки открываю её и спиной вперёд выскакиваю в коридор. К лестнице тоже пячусь – слежу за дверью.
– Эй, ты что делаешь? – раздаётся сзади.
Оглядываюсь: Яслена, приподняв тонкие бровки, наблюдает за моими манёврами.
– Скажи, – облизываю пересохшие губы. – А водятся ли здесь какие-то странные существа, которые могут проникать в комнаты и…
От лица Яслены настолько отливает кровь, что она становится похожа на вампира. Икнув, Яслена пятится, всё шире распахивая глаза. Я разворачиваюсь в сторону комнаты, ожидая увидеть там страшного монстра, но коридор пуст.
Сзади громко хлопает дверь Яслены.
– Эй, а объяснить? – продолжая следить за комнатой, отступаю к лестнице.
Вниз сбегаю без оглядки. И выскакиваю на крыльцо. Отбегаю метров на сорок – так, для надёжности.
Оглядываюсь.
Никто не преследует. Окно нашей с Никой комнаты тёмное, но там что-то поблескивает – надеюсь, это просто чайник золотой отсвечивает.
Марк Аврелий, вцепившись в плечо, фырчит мне в ухо.
Так, ладно.
Реакция Яслены намекает, что здесь водятся страшные волшебные звери. В подобных случаях, наверное, обращаются к охране. Зачем-то же она здесь стоит?
Отправляюсь к центральной площади. Все желающие розовую Академию, похоже, уже покинули, даже совета спросить не у кого.
У административного корпуса незнакомые суровые дядечки, спорящие, делать им ставки на избранную или нет, услышав просьбу разобраться с неведомой фигнёй, отправляют меня лесом и полем... к соректорам.
Завуалированно так:
– Мы против разумных существ здесь стоим, а непонятная живность вне нашей компетенции.
– Да-да, и без приказа соректора нам в женское общежитие не войти.
– И вообще сегодня выходной.
– И соректоры заняты.
– Может, тебе показалось.
– Шла бы ты в таверну, с ребятами посидела, отпраздновала…
Браслет по первому же требованию простраивает маршрут к Санаду. Может, оно даже к лучшему всё: остался тут без присмотра, как законтачится со своей Марой…
Браслет тянет меня не наверх, к кабинетам Санаду, а вниз. В подземелье.
Многообещающее направление.
Неторопливая музыка, слишком звонкая и отрывистая для своего темпа, становится тем громче, чем дальше в здание прохожу. На лестнице вниз, где она сквозь приоткрытые деревянные створки подземелья слышна отчётливо, понимаю причины непривычной отрывистости: играют на клавесине, а ему не хватает плавности.
Крадусь по ступеням, следуя зову браслета. Надеюсь, не отругают за помехи концерту. И пока я стараюсь двигаться бесшумно, Марк Аврелий просто соскакивает и исчезает между дверями.
Клавесин продолжает исторгать звонкие отрывистые звуки, удивительным образом составляющие плавную, практически колыбельную мелодию, хотя ему больше подойдёт что-то эпически-возвышенное.
Осторожно заглядываю внутрь… Розовый дракон занимает почти всё пространство. Лежит на россыпи медных монет. Перепачканные краской чешуйки лаково блестят в свете магических сфер, клубы дыма вырываются из напряжённых ноздрей, а под веком в мелких красных чешуйках нервно дёргается глаз.
Почувствуй себя гламурным хоббитом, называется.
И Марка Аврелия не видно. А браслет тянет внутрь, к углу, где сумраком укрыт клавесин и сидящий за ним Санаду. Его пальцы порхают над клавишами. И я иду туда, влекомая браслетом, томительной дрожью мелодии, какой-то нереальностью мужской фигуры и одухотворённого бледного лица.
Я так сосредотачиваюсь на Санаду, что вспоминаю о драконе, голову которого обхожу, лишь когда он распахивает мерцающий жёлтый глаз, и расширившийся зрачок сосредотачивается на мне.
– Здравствуйте, – улыбаюсь я: говорят, это очень помогает наладить отношения.
Мелодия ещё звенит эхом по углам зала, а Санаду уже стоит между мной и поднимающим голову драконом.
– Это студентка, – твёрдо произносит Санаду, расставив руки, будто стараясь надёжнее меня прикрыть. – Просто студентка Академии, она не собирается ничего брать. Клео, скажи, что ты не интересуешься чайными ложками.
– Да я ими даже не пользуюсь! – торопливо выдаю я, потому что розовый цвет шкуры не делает менее грозными огромные клыки дракона.
– А почемур-р-р не поль-ль-зуешься? – рычит дракон, склоняясь над нами, и я вдавливаюсь в широкую спину Санаду. – Они же такие за-а-амечательные!
– Так замечательные, потому и не пользуюсь, – держусь за серый камзол Санаду и не высовываюсь. – Зачем такую красоту пачкать?
– Хм! – дракон на выдохе обдаёт нас дымом.
А Санаду осторожно пятится, вынуждая меня отступать.
