От восторга смеюсь, и Санаду ускоряется, вынуждая меня прятать лицо от ветра на его груди. Он несётся зигзагами, подскакивает на немыслимую высоту, удлиняя наш путь, но Нарнбурн на такой скорости да по крышам оказывается слишком маленьким городком.
Напоследок Санаду делает головокружительное пятерное сальто, выдавливая из меня настоящий вопль ужаса и восхищения, после чего почти плавно приземляется на дорогу к Академии.
Опять смотрит мне в лицо с вопросительно-ожидающей улыбкой, и в тёмных глазах – веселье. А у меня грудь распирает от эмоций, хочется прыгать и кричать. Руки и ноги подрагивают от возбуждения.
– Это было… Неописуемо! Невероятно! Изумительно! – нет слов передать бушующие чувства, и эти кажутся блеклыми, какими-то недостаточными. Улыбаясь, порывисто дыша, я приподнимаюсь и чмокаю Санаду в щёку. – Спасибо! Вы – лучший!.. – смутившись, выпаливаю: – Архивампир из всех, кого я знаю!
– Ах, бедный благородный Тан, – засмеявшись, Санаду подбрасывает меня и ловит на руки – и я ничего себе не отбиваю, как это случилось с медведеоборотнем в Академии. – Если он узнает, то очень огорчится. Он не любит проигрывать.
– Ну, он всегда может попробовать перехватить пальму первенства.
– Я бы на вашем месте не соглашался становиться его ношей при прыжках по крышам: боюсь, не удержит. Да и сам рискует свалиться.
– О, спасибо за предупреждение. Если предложит прокатить – попрошу его тренироваться с мешками муки… А ещё раз подкиньте, ощущения здоровские.
Хмыкнув, Санаду подкидывает меня ещё выше и так же мягко ловит.
Марк Аврелий разражается гневным стрекотом и спрыгивает с моей груди на землю от греха подальше.
А Санаду снова смеётся:
– Марк Антоний, похоже, считает иначе.
– Ну, Марк Аврелий предпочитает прыгать сам. А я, как существо не прыгающее, с удовольствием пользуюсь случаем.
– Вот так, – цокает Санаду и со мной на руках направляется в сторону скрывающейся за полями Академии, – мной просто бессердечно воспользовались!
– Ну почему же, очень сердечно, – я прижимаюсь к его плечу, чтобы посмотреть за спину: Марк Аврелий, подёргав шёрсткой и оглядевшись, припускает за нами.
– Прямо от всего сердца воспользовались.
– Конечно! – фыркаю я и, помедлив, так и оставляю голову на его плече. – Как же иначе?
Санаду сглатывает, я наблюдаю, как дёргается над шёлковым галстуком-платком кадык, пульсирует жилка. Глубоко вздыхаю. Аромат кофе и можжевельника смешивается с запахом мокрой травы и пыли.
Вдалеке громко кричат птицы. Санаду шагает по пустой дороге. Воздух ещё влажный после дождя, свежий. Моё бешено колотящееся сердце постепенно успокаивается, и в мышцы возвращается боль, погасшая на время сумасшедшего бега и прыжков по крышам.
Просто невероятно, что со мной такое приключилось! Не верится. Это больше похоже на сон!
Я настолько захвачена воспоминаниями о танцах и этом невероятном путешествии по городским крышам, что не сразу замечаю, как Санаду опять начинает покачивать.
Ощутив усилившуюся амплитуду, заглядываю Санаду в лицо и сталкиваюсь с плывущим взглядом.
– Драконье огненное, – виновато улыбается Санаду. – Я держался на морально-волевых, рефлексах и адреналине. Но сейчас наступает невольное расслабление…
– И что теперь? – Оглядываясь по сторонам: мы в полях, уже не видно ни Нарнбурна, ни Академии, только мост где-то посередине между ними.
Если придётся своими ногами идти такое расстояние… от этой мысли даже слёзы наворачиваются.
– Теперь, – Санаду рваными рывками добирается до моста, ставит меня посередине и присаживается на край. – Теперь я буду отдыхать. А потом снова вас понесу. Не переживайте, всё будет отлично!
С каждой секундой его накрывает всё сильнее, под конец речи уже и язык заплетается. Просто потрясающе. В том смысле, что просто удивительно, как он столько продержался после ящика-то и сдаётся только сейчас.
Стянув с себя сюртук и свернув его, Санаду кладёт его рядом с собой и хлопает ладонью по ткани:
– Присаживайтесь.
Тёмная жилетка подчёркивает тонкость его талии на фоне широких плеч.
– Давайте, садитесь, – повторяет Санаду, покачиваясь.
Учитывая мои дрожащие колени, лучше присесть. Подойдя, я осторожно, держась за перила, сажусь на свёрнутый сюртук и спускаю ноги над водой.
– Отлично, – дёргано кивает Санаду и падает на бок, укладывая голову на мои колени, обхватывает одно колено рукой. – Это ненадолго. Не переживайте.
Его красивый профиль чётко выделяется на тёмном подоле, разметавшиеся волосы подёргивает ветерок. Он выглядит просто изумительно, хоть портрет пиши.
– Да я не переживаю, – оглядываюсь: Марк Аврелий подбирается ближе и обнюхивает его остроносый ботинок.
– Это хорошо, – шепчет Санаду, крепче сжимая моё колено, едва заметно хмурясь, но и это не портит красоту его профиля. – Потому что мне надо поспать… хоть немного…
Прижимаюсь лбом к перилам и перевожу взгляд на неторопливый поток воды. У меня ноют мышцы, я застряла посередине поля с пьяным до бесчувствия архивампиром… и улыбаюсь, потому что мне так хорошо, что, несмотря на усталость, хочется прыгать и петь.
Но вместо радостных прыжков я осторожно убираю с щеки Санаду пряди, заправляю их за изящное ухо, одёргиваю манжет с золотой запонкой в форме листа. Разглядываю лицо: интересно, а сколько ему на самом деле лет?
Сосредотачиваюсь на текущей воде, чтобы не пялиться на Санаду, а то это уже становится неприличным.
И всё же начинаю едва слышно напевать, потому что… ну хорошо же!
Только когда белый самолётик приземляется на плечо Санаду, я осознаю, что опять его разглядываю.
Лежит самолётик на плече, почти сливаясь с белоснежной рубашкой, подрагивает на лёгком ветерке и соблазняет.
Очень соблазняет.
Санаду дышит спокойно, губы чуть приоткрыты. Не похоже, чтобы он притворялся спящим – слишком уж реалистично и безмятежно выглядит. Несколько иссиня-чёрных волосков выбиваются из густой гривы, дрожат на его скуле, и я подхватываю их, убираю за ухо.
Снова никакой реакции. Ну, будем считать, что спит. А я как его секретарь ознакомлюсь с письмом: вдруг там что-то требующее срочного вмешательства?
Надо же зарплату Танарэса отрабатывать. Я едва слышно вздыхаю, – день с Санаду был потрясающим, не хочется его подставлять, – но угрызений совести не испытываю: ловля преступников дело благое. А если Санаду через бывшую невесту втянут к Неспящим – всем будет только хуже. Так что, помогая поймать Мару, я спасаю Санаду от неприятностей.
Ухватив самолётик за крыло, я тяну волшебную бумажку к ладони Санаду на моём колене. Самолётик дёргается, пытается улизнуть, но я тыкаю его в бледную руку Санаду, и крылышки расслабляются, раскладываются, показывая записку.
