Задумавшись на мгновение, Эзалон тоже телепортируется.
А я вдруг понимаю, что так и не поговорила с Санаду об учёбе. Как-то совсем всё вылетело из головы, едва мы остались наедине…
***
Телепортируется Санаду прямиком в кабинет Эзалона: при всей бесшабашности, получать выволочку публично ему совсем не хочется, а Эзалон явно на грани и может не сдержаться.
Санаду даже успевает налить в стакан воды и накапать успокоительного, прежде чем Эзалон возникает во всполохе тьмы.
– Я всё понял, проникся, виноват, – Санаду протягивает раздувающему ноздри Эзалону стакан с лекарствами и с самым честным видом сообщает: – Исправляюсь!
Выхватив стакан, Эзалон выпивает всё и ослабляет галстук, смотрит исподлобья:
– Санаду, я понимаю, что тебе намного интереснее заигрывать с симпатичной студенткой, но ты соректор, у тебя есть обязанности, ты…
Санаду резко расправляет плечи:
– Я не заигрываю со студенткой!
– Не отрицай очевидное! Ты с ней заигрываешь.
– Да нет же! – Санаду на миг теряется, оглядывается, будто ища помощи у магических вышивок-картин. – Мы с ней просто общаемся. Шутим иногда. Но я с ней не заигрываю! У меня и цели такой нет. И… да с чего ты это взял?
– Ты ей дарил цветы.
– Это просто… так! Благодарность.
– Ваши танцы.
– Это она со мной поспорила на танцы, я не виноват, – Санаду разводит руками и пытается улыбнуться, но получается нервный смешок, – я просто поддержал веселье.
– Забег по городу.
– Я хотел быстрее доставить её в Академию, – Санаду, видя всё более скептическое выражение лица Эзалона, вздёргивает подбородок. – Ты ошибаешься, я с Клеопатрой просто общаюсь. Как мог бы общаться с любой другой студенткой или студентом, будь они смелее. И мне ещё надо с щитом её работать, а это требует доверительных отношений.
С каждым его словом взгляд Эзалона становится всё более сочувственным.
– Да правда я не заигрываю! – отступает Санаду. – У меня нет на это причин! Она же рыжая! И… и вообще… нет. Она просто студентка.
– Если бы ты со стороны видел, как улыбаешься при её появлении, первый бы осыпал такие метаморфозы шуточками о влюблённости.
– Неправда! Я не улыбаюсь. Тебе просто показалось, – настойчиво твердит Санаду под его жалостливым взглядом. – Ты ошибаешься!
– Улыбаешься. И выражение лица меняется. – Эзалон, со вздохом потирая грудь, концентрируется. – Лови образ.
Санаду вздрагивает, когда чужая ментальная сила касается его сознания, неся с собой осколки воспоминаний. И без того бледное лицо Санаду бледнеет ещё сильнее, взгляд нервно мечется по столу.
– Ты ошибаешься, – тихо повторяет Санаду и проходит к креслу для посетителей, стискивает спинку до треска дерева. – Давай займёмся делами.
– Ну да, ну да, – качает головой Эзалон, направляясь к своему месту за рабочим столом. – Ошибаюсь…
Он тяжко вздыхает при виде сломанной сильными пальцами спинки кресла, но замечаний не делает.
***
Весь день студентов допрашивают. Меня тоже. На вопрос, видела ли я на территории Академии кого-нибудь с краской, честно сдаю Шаантарэна: он ведь краской писал на стене. Рассказываю, что причины для мести у него имеются.
Подумав, отправляю Танарэсу письмо, в котором рассказываю о Сонли и её намёках, хотя это не известие от Мары и не факт её появления, докладывать о которых я должна.
И даже успеваю неплохо продвинуться в подготовке к встрече с наставником некромантов, прежде чем меня побеждает сон.
Глава 49
Ночью настройки погодного купола над Академией снова меняют, и всё заливает дождь. Он неистово бьётся в окна, вгрызается в черепичные крыши, лупит стены, гнёт могучие деревья аллей, молотит каменные дорожки и газоны, вымывая остатки розовой краски.
Развернув кресло к приоткрытом окну, Санаду, закинув ноги на подоконник, попивает кофе и с удовольствием вдыхает влажный прохладный воздух. Дожди накрывают Академию так редко, что даже он их почти не видит.
И необычная погода – отличный повод просто сидеть и ничего не делать, ни о чём не думать.
Особенно важно не думать.
Благо у Санаду теперь две одинаково нежеланные мысли: о том, что Мару сейчас ловят, словно дикого зверя.
И о том, как странно он вёл себя с Клеопатрой.
То есть он, конечно, не может отрицать, что она очень привлекательная девушка, но… у него и правда становится идиотский влюблённый вид при её появлении.
Эти две условно противоположные проблемы мешают друг другу в мыслях, позволяя Санаду просто созерцать дождь.
Но шаткое равновесие нарушает стук в дверь.
Информационный кристалл подсказывает личность гостя, Санаду морщится. И всё же разрешает двери открыться.
– Скажи, вы ливень специально устроили? – Сонли проходит к скрытому в стене бару и самовольно открывает его.
Не оборачиваясь, Санаду слушает шелест её одежды, звон кубка, плеск драконьего огненного. И все сопутствующие закрыванию бара звуки. После чего снова шелестит одежда, а вскоре и кожаное кресло отзывается тихим скрипом.
– Да, специально, – подтверждает Санаду, – но не для того, чтобы затруднить вам поиски. Сама знаешь, как драконы трепетно относятся к репутации и Академии. И к розовому цвету почему-то нервно относятся.
– Думаю, драконы сейчас куда больше увлечены историей Элоранарра, его избранной и её сбежавшего оружия.
– Дегону важна только Академия, Эзалону так и вовсе не до чужих избранных, – Санаду тянется к кофе, но, осознав, что тот остыл, подогревает кружку заклинанием. – Зачем ты пришла? Только не говори, что Изрель настолько обеднела, что не может напоить тебя хорошим вином.
– Тебе обязательно всегда оставаться такой драконьей задницей?
– Да, конечно.
Сонли хмыкает.
На несколько минут комната погружается в неистовый шелест ливня. Но прежней ленивой расслабленности Санаду не достичь: он понимает, что сейчас начнутся разговоры именно на те темы, о которых он старается не думать.
Не хочет думать.
Сонли начинает с просьбы:
– Давай опустим традиционный для тебя шквал колкостей. Опустим политические экивоки. И забудем о всех прочих преградах и личных отношениях. Я просто должна знать: ты будешь защищать Мару, если мы поймаем её возле Академии?
– Я её сдал, – тихо напоминает Санаду.
– Нет. Ты только дал наводку. Подозреваю – чтобы защитить своё новое рыжее увлечение…
У Санаду нервно дёргается уголок губ.
