Только бы эта система слушалась мыслеобразов, захотела помочь.
Пытаюсь крепче обнять Санаду – но у меня нет рук. Мы слепленные в один комок тени, сгусток энергии, а не плоти.
Площадь перед троном. Освещённая солнцем площадь перед троном – представляю её так ярко, как только могу.
Нам надо туда. Пожалуйста!
Словно маленький крючочек подцепляет наш полурастворившийся комок и дёргает. И это как сигнал – нас проносит через канал, концентрируя и собирая. Вбивает в его стенку, проталкивает в засыхающую ветку. Больно!
И вышвыривает на что-то жёсткое, шевелящееся.
Солнечный свет ослепляет, почти выжигает глаза. Гомон оглушает. Зажмурившись, я ощупью пытаюсь найти Санаду, натыкаюсь на него и прижимаюсь крепче, вдыхая его запах, ощущая биение его жизни. Рядом стонет Мара. Меня мутит, и кажется, голова кружится всё быстрее.
Здесь пахнет иначе, чем на полянах. Шелестят голоса. Здесь очень-очень светло.
Мы больше не в лабиринте.
– Ма-ам! – детский голосок пробивает накрывающую меня муть. – Они выбрались, дайте им испить из источника! Быстрее, пока они живы!
– Они не могли переместиться сюда сами!
– Им помогли попасть сюда!
– Подсказали направление!
– Значит, лабиринт они не прошли!
– Ма-ам…
Звонкий возглас Антония тонет в гуле голосов. Яркий свет на моих веках блекнет, и хотя я отчаянно сражаюсь с дурнотой, похоже, меня сейчас накроет обморок.
Нет, обморок меня не накрывает. Или накрывает не целиком, или это какое-то стороннее воздействие – язык немеет так, что не выдавить ни звука, зато я имею сомнительное удовольствие слушать спор дану о том, засчитывать нам прохождение лабиринта или нет.
Я даже увидеть никого не могу – взгляд направлен в небо. Большинство дану напирают на то, что Антоний нам подсказал место перехода между зонами и помог найти путь на эту площадь. Антоний апеллирует к тому, что в условиях нашей победы не указано, что мы должны выбраться без посторонней помощи, поэтому ограничения на помощь нет и нельзя отрицать нашу победу, ведь никаких нарушений не было: мы вне лабиринта.
Высказала бы им всё, что думаю, и поддержала бы Антония. Впрочем, он и сам справляется: в конце концов, дану признают, что сами не подумали об ограничении, поэтому…
Поэтому невидимая сила поднимает нас троих в воздух. Подбрасывает вверх. А затем столь же резко швыряет в озеро. Сердце только раз сжаться успевает, а мы уже погружаемся в тёмные воды. Лёгкие сдавливает, и пузырьки воздуха вырываются из моего рта, уносятся вверх вместе с двумя другими такими же струйками пузырьков.
Санаду не вижу, но чувствую: он рядом, боится за меня, хочет дотянуться.
А потом, прежде чем я полностью ощущаю ужас утопления, меня всё же поглощает беспамятство.
***
Просыпаюсь в тесноте и тепле. С ощущением дыхания на скуле. Санаду… только какой-то слишком твёрдый, угловатый. Он плотно окутывает меня: и тело, и даже ноги своей ногой охватывает.
В полудрёме пронзает ужасная догадка: он теперь дерево. Жёсткое дерево, опутавшее меня своими ветками.
Сознание подбрасывает какие-то такие древесные образы. Я распахиваю глаза и смотрю на жуткую клыкастую тёмную морду с провалами глаз.
– Ну, хотя бы не дерево, – тяну задумчиво, прекрасно ощущая, что это костлявое чудище возле меня – Санаду.
Точнее, не костлявое, а странно затвердевшее, покрытое пластинами чёрной брони. С узкими словно костяными крыльями, прикрывающими нас от сочащегося сквозь кроны солнечного света.
Осторожно тыкаю пальцем в двойные ряды острейших зубов.
– Как у акулы, – констатирую я под гулкий клёкот Санаду. – М-м, ты не против, если мы в таком виде целоваться не будем? Я за губы и язык опасаюсь. Но могу в щёчку чмокнуть. Или в лобик.
Заклекотав громче, что в этом виде означает хохот, Санаду откидывается на спину, и тёмная броня растворяется в его коже, зубы вновь становятся ровными и белыми с лишь чуть выступающими клыками. Крылья развеиваются серым дымом.
Хорошо, что боевой архивампирский облик прилип к Санаду не навсегда, а то целоваться и впрямь было бы тяжеловато. Да и всё остальное тоже.
Но такая форма сейчас, когда мы лежим под сенью тихо шелестящих деревьев на подстилке изо мха, значит, что обстановка вокруг далеко не мирная.
Опасности не миновали. Да и Мара неизвестно где, а мы уже не в лабиринте, где наше выживание зависело друг от друга.
– Давно проснулся? – поглаживаю Санаду по груди, задевая пальцем проглядывающую между полами рубашки кожу.
– Около часа. Мы здесь не одни, хотя я никого поблизости не видел. Ментальное поле отличается от привычного. Голода не испытываю. Телекинез работает. Заклинания сбоят. Пробовал начать телепортацию: по ощущениям что-то странное, но я не углублялся в процесс, всё равно ни маяков, ни координатной сетки нет.
– Мара?
– Не ощущаю. Но она может скрываться под абсолютным щитом. Я тоже поддерживаю защиту, хотя после лабиринта не уверен, что она способна закрыть сознание от вмешательства местных. А у тебя как самочувствие? Телепортацию вытягивала ты, это могло плохо сказаться на источнике магии или полностью его разрушить.
Под его пристальным взглядом прислушиваюсь к себе, но не ощущаю ничего необычного. Впрочем, кусочек нетрансформированного источника я и прежде не ощущала, пока вампирская часть не осталась совсем без энергии. Теперь этот осколок может затеряться в пронизывающей всё тело силе.
– Как думаешь, что с нами сделали? – продолжаю поглаживать Санаду по груди, с удовольствием ловя подушечками пальцев стук его сердца.
– Какая-то из разновидностей адаптации. Из этой магической вселенной у нас были инаи – тоже магические существа, но нашей магией они смогли полноценно питаться далеко не сразу, а питаться в больших количествах у них получилось только после мощного трансформационного воздействия через связь с драконьим родовым артефактом. Антоний у нас чувствовал себя лучше, чем поначалу инаи. Возможно, дану более подходят нашей вселенной или когда-то у нас бывали, или Антонию помогло зелье, которым ты с ним поделилась: мы его используем при приёме иномирян для скорейшей адаптации и инициации. С нами в их тёмном озере произошло нечто подобное: организмы адаптировали к местному виду энергии. Довольно быстро и безболезненно. Что опять возвращает нас либо к схожести наших видов, либо к давнему пересечению дану с нашей вселенной. Но это всего лишь мои предположения. Пока никто не потрудился ничего объяснить.
– Что ж, – ощупью нахожу его руку и сжимаю. – Тогда, наверное, нам стоит пойти и узнать, что же нас ждёт.
– Пойдём, – соглашается Санаду и мягко мне улыбается, смотрит с такой щемящей нежностью…
