Он собирается защищать меня до последнего – точно знаю, и ещё ощущаю, как его чуть отпускает беспокойство: Санаду нравится, что даже в такой неопределённой ситуации я не скатываюсь в истерику, а воспринимаю происходящее оптимистично.
Ну а почему бы не быть оптимистичной, если мы живы, от голода умирать не собираемся, а впереди нас ждёт знакомство с новым миром.
Глава 51
В общем для архивампиров кабинете царит молчание. Из пяти правящих архивампиров присутствуют лишь трое. Смотрят на листы бумаг перед собой, но одинаково невидяще – блуждают в своих мыслях.
Стук в дверь – и все сразу обращают взоры на неё.
Заглядывает Сонли. Виновато сообщает:
– Вааразариза нигде нет. Никто не знает, где он. В его оранжерее вместо цветов обнаружилась их иллюзия. По мнению магов, растительность вывезли около пяти суток назад.
Коротко кивает Изрель, Сонли отступает и затворяет за собой дверь.
Молчание продолжается ещё некоторое время.
– Итак, – нарушает его Келтар. – Что мы имеем: один глава кантона пропал. Другой не в себе и не выходит из тюрьмы. Ещё и этот… – Келтар кривится. – Вааразариз, который должен в силу возраста правильный пример подавать и взять на себя обязанности по управлению, опять сбежал от ответственности. Что это такое?!
Келтар хлопает ладонью по столу, и бумажки с тихим шелестом разлетаются в стороны.
– Кто работать будет?! – строго вопрошает Келтар, снова собирая листы документов.
– Мы будем, – мрачно отвечает Изрель. – Это же очевидно.
– А я бы тоже с удовольствием сбежал, – мечтательно признаётся Алиастис. – У меня последние сто пятьдесят лет отпуска ни разу не было.
Изрель и Келтар одинаково грозно на него смотрят.
– Да ладно-ладно! – Алиастис примирительно вскидывает ладони. – Это просто так, к слову пришлось.
Но взгляды его коллег остаются настороженными.
***
Оптимизм мой слегка тухнет примерно так через час, потому что мы с Санаду, как в треклятом лабиринте, держась за руки бродим по лесу, только с грибами не разговариваем, потому что их тут нет.
Санаду уверяет, что чувствует присутствие живых существ, но не может определить точное направление их расположения, и они постоянно ускользают.
Не видно ни площади, ни озера, в которое нас макнули, ни дану.
Антоний не появляется, и Марка Аврелия нет, а ведь он мой бельчонок, и я бы хотела убедиться, что с ним всё в порядке!
– Марк Аврелий, ко мне… – зову я, но тщетно. – Антоний! Белку отдай!
– Как это знакомо звучит, – хмыкает Санаду и рупором приставляет ладонь ко рту. – Антоний, сдавайся, мы знаем, что ты здесь!
Наши голоса далеко разносятся по пронизанному солнечными лучами лесу.
– Эй, Антоний, выходи!
– Выходи, подлый трус! – поддерживает меня Санаду.
Мы переглядываемся, хихикаем. Оно, конечно, тревожно, что мы до сих пор не видим следов цивилизации, но, с другой стороны, если бы нас поселили в огромном дворце, а этот лес может считаться дворцом, то мы столь же долго могли бы бродить по нему в поисках знакомых.
Так как крики не помогают, я тяну Санаду к ближайшему дереву и стучу по стволу:
– Тук-тук, есть кто живой?
Тихо шелестит листва. Я снова стучу по дереву. Оно молчит. Санаду прислушивается. Я оглядываюсь по сторонам: может, дерево камушком или веткой потолще постучать для профилактики?
Но ни камней, ни крупных веток рядом не валяется. Мелких, впрочем, тоже. Но я не сдаюсь.
Попинав это дерево, перехожу к следующему. Повторяю процедуру. Благо кулаки даже у юных вампиресс крепкие, иначе, боюсь, я бы все костяшки ободрала о кору деревьев в попытках до них достучаться.
– Я начинаю скучать по говорящим грибам, – нарочито тяжко вздыхает Санаду.
– Может, покусаешь это дерево? – указываю на то, которое только что безрезультатно попинала.
– А сильно покусать или так, чуть-чуть? – с видом садиста-знатока уточняет Санаду.
– Нас кусать нельзя! – обиженно сообщает дерево.
– И почему же? – задирает бровь Санаду.
– На вас не написано, что кусать нельзя, – пеняю я. – А раз не написано, значит, можно!
Санаду одаривает приоткрывшее глаз дерево улыбкой от уха до уха. Причём буквально от уха до уха, со знакомыми уже острыми зубами в два ряда:
– Я бы хотел попробовать.
Издав оглушительный трубный вой, дерево с воплем «Живым не дамся!» всасывается под землю.
Нас с Санаду обсыпает сброшенными листьями. Мы ошарашенно переглядываемся.
Земля мелко вздрагивает после побега дерева, словно оно там ворочается внизу и дрожит от страха.
Санаду заглядывает в оставленную дыру:
– У меня такое ощущение, что я с родичами эльфов повстречался. Правда, они, когда деревенеют, под землю не прячутся, а спокойно стоят на месте.
– Я вообще не понимаю, чего это оно нервное такое, – возмущаюсь я. – Ну пожевал бы ты его немного…
Земля вздрагивает, и под землёй исчезают несколько ближайших деревьев. А кто-то из оставшихся глухо предупреждает:
– Мы будем сопротивляться.
Но своего местоположения не выдаёт и вперёд не лезет.
Какие нервные тут деревья, шуток не понимают.
– А когда сопротивляются – вкуснее, – Санаду облизывает ряды острых зубов удлинившимся языком.
Ну прямо монстр-монстр. Так, главное – не смеяться. Не смеяться, я говорю!
– Но если вы покажете, где Антоний, – играю я хорошего полицейского и киваю на Санаду. – Я его подержу.
– У-у-у, – отзываются деревья, потряхивают ветками.
– А кто такой Антоний? – спрашивают слева.
– Тот, кто нас привёл, – поясняю я, пока Санаду бросает нарочито голодные взгляды по сторонам. – Мы называем его Антонием.
– Есть его будете?
– А он тоже дерево? – сразу интересуется Санаду.
– Э-э, – кажется, одно из деревьев всерьёз задумывается.
И это навевает мысль: не всё, что похоже на гуманоида, на самом деле оказывается гуманоидом. Особенно после говорящих грибов.
– Там он!
Сразу несколько веток указывают чуть в сторону от выбранного нами направления.
– Спасибо! – благодарю я: о вежливости забывать не стоит.
Санаду убирает свою жуткую улыбку, но ещё раз плотоядно облизывается, и мы отправляемся в путь.
Деревья тихо шелестят. Возможно, так они переговариваются, потому что постоянно какая-нибудь ветка изгибается, чтобы мы не потеряли направление.
