Так идём ещё около полутора часов.
Затем между деревьев появляется явный просвет, и они перестают показывать направление.
Мы с Санаду переглядываемся и крепче переплетаем пальцы: мало ли что нас ожидает на очередной поляне. Пусть по предварительным наблюдениям она в разы больше галлюциногенных, но мы слишком мало знаем о мире, чтобы делать точные прогнозы об ожидающих нас неприятностях.
Поляна открывается взглядам раньше, чем заканчиваются деревья, так что есть возможность осмотреться заранее.
Размером эта площадка с половину Академии драконов и напоминает музей современного искусства с абстрактными статуями из… ну, не мусора, но камней, земли и растительности. Некоторые фрагменты абстрактных творений блестят на солнце.
Наконец мы с Санаду выходим на край поляны.
– Концептуально, – признаю я, оглядывая кривые столбы и арки, кубы и неровные сферы.
Не сговариваясь, направляемся вдоль края поляны, постепенно обозревая произведения неизвестного творца. Что это не природные образования – очевидно по их формам.
Среди всех прочих внимание привлекает большая белка из камней и земли, бок которой выглаживает коричнево-зелёное и странно изогнутое существо. Но стоит моргнуть, и эта непонятная шевелящаяся штука оказывается Антонием, с улыбкой лепящим громадную поделку.
А ещё дальше ему позирует настоящая белка. Только размером она метр в холке.
И если исключить размер, то форма мордочки и ушей, окрас – копия Марка Аврелия.
Моргаю, но большая белка никуда не девается, а, заметив меня, приветственно машет лапой.
Антоний разворачивается к нам и тоже машет рукой.
Санаду тихо бормочет:
– Тебе ничего странного не привиделось?
– Мне кажется, облик Антония – иллюзия.
– Мне тоже, – тихо выдыхает Санаду.
И машет рукой. Я тоже машу приветственно: ну мало ли кто как выглядит? Это же не повод отказываться от общения.
Большая похожая на Марка Аврелия белка, махнув хвостом, рыжим снарядом несётся к нам. Санаду прикрывает меня собой.
– Свои! – пищит это создание на ходу и, запрыгнув на плечо Санаду, протягивает ко мне лапы, тихо выдыхает: – Хозяйка, текать отсюда надо! Здесь жрать не дают!
Морда – ну копия Марк Аврелий. Чёрные глаза блестят, когтистые лапки дрожат, хвост накручивается на шею Санаду.
– Клёпочка! – чуть не на весь лес верещит предположительно Марк Аврелий и, оттолкнувшись от Санаду, повисает на моей шее. – Хозяюшка моя! Очнулась!
Хвостом он опутывает мою талию. Думаю, не будь я вампиром, устоять под такой зверюгой было бы тяжело.
Санаду хмуро разглядывает обнимающее меня создание.
– Я не чувствую в нём агрессии, – поясняет он своё бездействие. – Но не могу гарантировать, что это твой Марк Аврелий.
– Марк Аврелий я! – возмущённо выдаёт создание. – Меня просто развили! Чтобы я жил дольше и объясняться мог!
Он утыкается мне в ухо и шепчет:
– А ещё тут белочек нет, бобылём останусь. Спасай, хозяйка, бежать надо! – после чего уже громко. – Поздравляю с прохождением лабиринта! Мы за вас очень переживали!
Мы с Санаду, тоже слышавшем тихую часть речи, переглядываемся. В его эмоциях мерцает тревога. Но обсудить ничего не успеваем: к нам, сияя добродушной улыбкой, подходит Антоний.
Меня же смущает ещё один момент: Марк Аврелий разве не помнит, что белки на Земле маленькие?
Глава 52
Антоний (он, кстати, сохраняет это имя из-за труднопроизносимости собственного) лично знакомит нас с условиями проживания.
Дану обитают в лесу.
Лес живой до последнего грибка. Грибы, трава, мох и некоторые виды кустарников обладают объединённым сознанием с вкраплениями личностей, остальные (вообще всё, порой даже камни) обладают самостоятельным созданием. Многие имеют заточенную под конкретный вид или семью ментальную связь, поэтому их переговоры между собой не слышны представителям других видов.
Плоды и цветы на деревьях тоже самостоятельные полуразумные личности.
Куда ни плюнь – везде личности. Поэтому есть, как и пожаловался сидящий на моих плечах Марк Аврелий, действительно ничего нельзя.
Тут все воздухом питаются. То есть не воздухом, а магической энергией. Те же вампиры, только в профиль. Но если нам очень надо – для физически питающихся гостей здесь всегда готовы предоставить сытную воду или иллюзорную еду.
Что за иллюзорная еда и как её можно спутать с настоящей? Да легко! За основу берётся разложившаяся плоть местных жителей, уже не представляющая культурной ценности, и земля, с помощью магии преобразуется в материальную иллюзию с видом и вкусом по любому желанию.
Нас окунули в источник, связанный с искрой души этого мира, поэтому мы теперь включены в местную экосистему и можем не бояться отравиться. Как с весельем сообщает Антоний, для существ не прошедших трансформацию подобные трапезы иллюзорной едой могут оказаться смертельно опасными, если существо потом не напьётся из источника для исцеления.
Строения здесь редкость: каждому выделяют участок леса, где можно жить, если только не мешаешь деревьям. Многие из них большую часть времени спят, обычно к таким и подселяются, но даже активных деревьев никто не стесняется. Правда, это, как и нежелание местных жителей утруждаться, приводит к тому, что в основном народ спит на земле без стен, крыш и мебели. Если дождь пойдёт – магия прикроет.
Так как всё здесь живое, поделки разрешены только из неживого камня и металла, растительность используется по договорённости с этой самой растительностью.
У дану есть королева, но она имеет скорее ограничительную власть (всё что нельзя определяется её волей, основанной на традициях) и обязанность карать нарушителей, в остальном она в жизнь обычно не вмешивается.
Привычных нам денег здесь нет, имеется взаиморасчёт услугами.
Так как все питаются магией, а в бытовых предметах не нуждаются, работать не принято.
Обустраиваться с размахом тоже не принято.
Из развлечений – заглядывающие сюда смертные существа, желающие обрести могущество и вечную молодость дану. Гостей здесь любят: и угощать иллюзорной едой, и устраивать с ними дикие пляски, вытаскивать воспоминания на потеху публике, дурить иллюзиями и проверять выдержку лабиринтом. Но случается это редко.
В общем, после ликбеза понимаю, почему Антоний сбежал в другой мир. У меня от одного его рассказа о местном быте острое желание спасаться отсюда быстрее. Или это чувства Санаду во мне пробиваются: у него-то чуйка на тоскливые места, и рассказ о нашей будущей вечной безмятежной жизни вызывает у него жгучее желание рвать когти из этого леса.
