Меня колет его пренебрежительный тон, так неприятно-неприятно, хотя меня это не касается.
– Это не Санаду решил устроить попойку, он просто пришёл за компанию, – вступаюсь я и закидываю ягоду в рот, пока не понесло: лучшая защита репутации Санаду – его собственные действия, и у меня нет причин бросаться ради его обеления на амбразуры. Даже если мне показалось, что он сегодня не горел желанием напиваться.
– Ящика хватит, – выдаёт Дарион и, взлохматив и без того лохматые волосы, направляется к выходу.
А Танарэс наливает себе ещё и, откинувшись на спинку кресла, пристально смотрит на меня:
– Как ваши дела? Как вам учёба в Академии?
В дверном проёме Дарион оглядывается, ловит мой взгляд, словно в последний момент спрашивает, согласна ли я оставаться с Танарэсом наедине.
Не хочу, но ободряюще Дариону улыбаюсь и обращаюсь к Танарэсу с ответом:
– Благодарю, мои дела идут вполне неплохо. Учёба в Академии не кажется слишком сложной, но с непривычки утомляет длинная неделя.
Если он хочет со мной поговорить о работе, лучше сделать это здесь и сейчас, потому что его попытки встретиться со мной в Академии могут породить ненужные вопросы.
Танарэс изображает вежливую улыбку:
– Когда вы в должной мере напитаетесь магией, и она начнёт правильно циркулировать в вашем теле, ваша выносливость возрастёт, и девять рабочих дней покажутся вполне посильной задачей.
Дверь за Дарионом закрывается.
И я вздыхаю, ловлю себя на том, что прижимаю кубок к груди.
– Вы хотели что-то обсудить? – спрашиваю тихо.
– Твои отчёты, – так же тихо отзывается Танарэс и подаётся вперёд. – Ты решила залезть в постель Санаду?
Обычно я легко и непринуждённо нахожу ответы на самые странные вопросы, но этот настолько удивляет, что я просто смотрю на Танарэса и пытаюсь понять:
– С чего вы это взяли? – я отставляю кубок на стол.
– Санаду завидный жених. – Вдруг в пальцах Танарэса оказывается моя рыжая кудряшка. – А ты его типаж, почему бы не воспользоваться?
– Вы с ума сошли? – схватив прядь, дёргаю её, но из пальцев Танарэса она не выдвигается ни на миллиметр.
И это напоминает о его титанической силе.
– Отпустите, – требую ровно, но твёрдо, без малейших истерических ноток.
Танарэс смотрит на меня пронизывающим взглядом. Его напитанное винными парами дыхание щекочет мой нос и губы. Он выпускает прядь, но прежде, чем она опускается на мою похолодевшую скулу, зарывается пальцами в мои волосы.
В этот раз я не пытаюсь вырваться – это бесполезно и, возможно, ему даже понравится. И голос мой всё так же твёрд:
– В наш контракт не вписано ваше право хватать меня, когда заблагорассудится.
Уголок губ Танарэса дёргается:
– Но в нём не указано и обратное.
– А как же деловые отношения?
Опять неуловимо резкое движение, и его пальцы уже не в моих волосах, а крепко держат тыльную сторону шеи.
Стоит воткнуть ему вилку в глаз или нет?
Нет: пока ситуация не настолько критическая.
Танарэс склоняется к моему уху:
– Тебе для полноты образа и привлекательности не хватает фонтанирующей чувственности и чуть большей решительности.
А так как он шепчет в моё ухо, его ухо оказывается очень близко к моим зубам. Интересно, если я его сейчас укушу, в вампира превращусь или нет?
– И если вдруг ты решила проявить честность и отказаться от нашего контракта, – рокочет Танарэс, – то это очень плохая идея. Даже если Санаду покрывает Мару, тебе лучше её сдать. Пока Санаду не помог Неспящим хотя бы в её лице, ему ничего не угрожает.
Вообще в вампира я превратиться не стремлюсь, хотя у них привлекательные условия жизни, но это держание за шею – у меня внутри бурлит от нарастающей злости: что, нельзя нормально сказать, без таких запугиваний?
– Хотела вам сказать, – едва слышно шепчу я, и Танарэс чуть поворачивается, чтобы его ухо оказалось ближе к моим губам. – Я…
Терпеть не могу, когда меня так хватают, поэтому вместо продолжения чуть подаюсь вперёд и впиваюсь зубами в мочку уха Танарэса.
Стискиваю со всей силы.
Но не появляется солоноватого привкуса крови. Танарэс не вопит от боли, хотя его скула под моей щекой напрягается, и всё тело каменеет. Особенно когда я перетираю мочку между зубами.
Кажется, кусать его бесполезно. Санаду что, пошутил?
Разжав зубы, я поясняю:
– Не люблю, когда меня хватают.
Большой палец Танарэса соскальзывает мне под подбородок, хватка остальных пальцев смягчается.
– Любишь кусаться? – Танарэс медленно поворачивается ко мне и нацеливается на мои губы. – Что ж, это идёт тебе в плюс.
И вот тут я… я просто кричу. Отчаянно и громко, попутно нащупывая вилку, но вместо неё хватая бутылку. Танарэс прикрывается от её удара рукой. У меня почти нет размаха, бутылка просто соскальзывает, и Танарэс зажимает мой рот ладонью.
– Тихо! Я хочу обсудить твой последний отчёт о Маре!
Несколько мгновений я ещё пытаюсь кричать, но его слова пробиваются сквозь панику.
А, значит, он заподозрил, что я недоговариваю, и решил это так обсудить?
Обдумать догадку не успеваю: Танарэса от меня отшвыривает. Он пробивает перегородку и в коридоре врезается в стену, обрушивается на пол. Едва он приподнимается – со стены срывается обширная композиция из сцепленных двуручных мечей и почти прибивает его к полу. Танарэс рычит, на его пальцах растут когти.
В коридор вбегает Дарион с двумя бутылками.
А под уцелевшей половиной дверного проёма стоит Санаду. И хотя мертвенная бледность для него естественна, сейчас белёсое застывшее лицо с тёмными провалами глаз действительно пугает. До дрожи в коленках, до колючих ледяных мурашек.
Надеюсь, про отчёт он не слышал.
Бутылки выскальзывают из рук Дариона и разлетаются вдребезги, с одной стороной окутывая пол пламенем, а с другой заляпывая красным. Он разворачивается.
– Все вон! – медведем ревёт Дарион.
Теперь замечаю за столиками оторопевших, с проступившей на лицах шерстью посетителей, вжавшихся в стену официанток, у одной из которых из волос торчат волчьи уши.
Никто и не думает шевелиться, хотя от вопля Дариона лично у меня желание выпрыгнуть в окно – и плевать, что этаж второй.
Нервно трепещет пламя факелов и свечей.
Отшвырнув монолит из мечей, Танарэс поднимает на Санаду бешеный взгляд. У Санаду подёргивается губа, то и дело обнажая клык.
– Вон! – рявкает Санаду.
