Он готов сидеть так целую вечность, даже если Клео больше не позволит касаться её руки.
Барабанная дробь отвлекает его внимание. Сальто под куполом без страховки. Момент всеобщего напряжённого ожидания. Адреналиновый выброс рывка. Несколько мгновений гибкое тело кувыркается без всякой поддержки – и за миг до падения сильные руки партнёра спасают его от гибели.
Всеобщий выдох.
Буря оваций.
Клео оглядывается. Её лицо попадает в тень, кудри сияют рыжеватым ореолом. Санаду чуть подаётся вперёд. Клео наклоняется к нему. Его сердце замирает, он весь застывает, боясь поверить, что…
Она продолжает наклоняться, грудь упирается в его руку, будто пробивает током всё тело. Её ладошка опирается на его плечо. Мягкие тёплые губы почти скользят по щеке, вызывая жаркий, невыносимый прилив крови. Мягко щекочут ухо дыханием:
– У вас получилось бы лучше! – кричит она сквозь затихающий рокот хлопков.
Даже не представляя, какой шквал эмоций вызывает этими простыми словами.
Наверное, даже больше, чем прикосновением её губ к мочке уха Санаду.
– Вы быстрее, сильнее и куда более ловкий.
Ему кажется, или эта фраза звучит не восторженно, а томно?
Он медленно, очень медленно поворачивается.
Барабанная дробь опять нагнетает напряжение, но у Санаду и так всё напряжено, каждый волосок топорщится, сердце заходится. Он чуть доворачивает голову, пытаясь поймать щекой прикосновение губ, но Клео успевает отстраниться. Только её ладонь остаётся на его плече, только её часто вздымающаяся грудь задевает его руку.
Их взгляды встречаются. Глаза Клео кажутся Санаду чёрными.
Всё отчаяннее стучит барабанная дробь перед двойным сальто.
Свои и чужие эмоции смешиваются.
Губы Клео влажно блестят, так призывно приоткрываются.
Тишина.
Момент пика.
Время рискнуть и потянуться вперёд. Это может всё испортить, испугать и навсегда оттолкнуть Клео, лишить Санаду возможности незаметно стать для неё незаменимой частью её новой жизни. Это риск получить знатную оплеуху на глазах у всех. Но сейчас рационально думать Санаду не может.
Вскрик и всполох чужой паники так резко бьют по нервам, что он ускоряется в восприятии мира. И тут же разворачивается к манежу, рефлекторно выбрасывая к нему телекинетические щупы – слоями, чтобы суметь погасить инерцию, смягчить падение.
Он успевает, улавливает вспышку чужой боли от ударов о невидимую сеть его силы. И бережно опускает сорвавшегося акробата на присыпанную песком поверхность. Тому досталось в моменты гашения скорости, но это намного лучше, чем махом разбиться о землю.
Всё ещё пронзённый ужасом, акробат не шевелится, и наблюдающий за ним партнёр чуть не срывается с планки от страха, смешанного с чувством вины.
Страх смерти, травм, непомерных трат на целителей, осознание всех возможных проблем – Санаду так хорошо всё это знакомо!
Притихшие зрители начинают оживать. Мертвенно бледный свалившийся акробат приподнимается. А Санаду невольно улыбается: в их цирке страховка была невидимой – он. Хотя тогда его телекинез был не настолько сильным, и приземления в случае падения получались ещё более жёсткими.
– Это ведь вы ему помогли? – шепчет Клео.
Санаду поворачивается к ней. Она такая взбудораженная, раскрасневшаяся, глаза блестят. Приятно оказаться для неё не только ловким актёром, но и спасителем попавшего в беду существа.
***
Мои щёки не желают возвращать нормальную температуру и цвет, в отчаянии я обмахиваюсь ладонью, словно мне жарко.
– Так! – Санаду, мягко скользнув пальцами по моей руке на его предплечье и добавив жара щекам, выставляет вперёд свободный локоть. – Я не могу в своём присутствии позволить эльфу водить вампирессу под руку.
После представления, едва не закончившегося трагедией, Санаду великодушно не лишает нас последнего пункта прогулочного плана: ужина в приличном заведении.
Правда, с ним и в его «Вкусной закуси», но так как я рада туда вернуться, а идти под руку с Санаду намного приятнее, чем словесно отбиваться от предложений демонов опереться на их руки, для меня такой поворот определённо удачен.
– Я полуэльф, – напоминает Валарион жалобно. – Половина эльфа ведь не считается, нет?
Кажется, кто-то пытается юморить?
– Даже четверти эльфа уступить не могу, – Санаду покачивает свободным локтем.
Ника, бросив на Валариона печальный взор, подхватывает его под руку.
Держаться за Санаду вдвоём уже не настолько приятно. И он не сможет накрыть мою ладонь своей, так как рука занята Никой.
Валарион хитро прищуривается:
– Тогда давайте я с Клеопатрой пойду. А то вам с двумя сразу неудобно.
Грозно сужаются глаза Ники. Раштар и Бриш наклоняют головы, словно собираются воспользоваться рогами. А я перевожу взгляд на Санаду: что он скажет? Велит дальше идти с Валарионом?
Бровь Санаду угрожающе ползёт вверх:
– Сомневаешься в моих силах?
– Эм, – Валарион дёргается отступить, но находит в себе силы остаться на месте и даже сохранить хитро-боевой вид. – Исключительно о вашем комфорте забочусь. Могу и Никалаэду вести, если вам…
– Вот ведь ушастые! – качает головой Санаду. – Всё бы вам себе утащить. – Он поворачивается ко мне. – Как я и рассказывал, согласись.
– Да, но и вы не отстаёте, – киваю на Нику. – Прихватизировали всех девушек.
– Приходится держать, чтобы не утащили, – патетично сетует Санаду, крепче прижимая мою руку к своему боку.
– То есть это вы из-за меня? – с сомнением уточняет Валарион и после короткой паузы выдаёт. – Какой же я, оказывается, страшный. Целого архивампира… – он чуть проседает под взглядом Санаду. – Кхм, да, вы правы, при нас, эльфах, надо крепче девушек держать.
Санаду и вторую бровь задирает. Валарион бледнеет, но мужественно выдерживает его взгляд.
– Не всё ещё потеряно, – кивает Санаду. – Извини, руки заняты, так что обойдусь без ободряющего похлопывания по плечу. Продолжай в том же духе, и может у тебя хватит смелости добиться руки Ники. Лет так через сто. Но ты не переживай, она будет столь же свежа и через сто лет, и через двести. Главное, не останавливайся, прокачивай яй… мужество.
Лицо Валариона заливает краской. Он стискивает дрожащие пальцы в кулаки, но произносит почти вежливо:
– Спасибо за совет. Буду стараться.
– Только выбирай партнёров в своей весовой категории, – советует Санаду. – Не все понимают, что мстить имеет смысл только равному.
Валарион кивает чуть более нервно. А Санаду улыбается:
