Вдали от Санаду фантазии о нём не исчезают.
И учебники от них не спасают.
Не помогает настрой не думать о всём таком привлекательном Санаду.
– Антоний!
Нет ответа. Но стоит мне моргнуть – и гигантская трёхметровая белка в шёлковой пижаме уже нависает над моим рабочим столом, упираясь ушами в потолок.
– Давай учить алфавит, – я с улыбкой стучу пальцем по листу с жалкими двумя предложениями из заданного на дом доклада. – Так мы сможем общаться.
Почему-то универсальное заклинание понимания на Антонии сбоит. По предположению Санаду – из-за того, что это существо из другой магической вселенной.
Помедлив, Антоний кивает. Пушистый хвост одним небрежным махом сдвигает софу, и Антоний испуганно округляет глаза, прикрывает лапой рот. Он выглядит настолько комично, что меня разбирает смех. И впервые со вчерашнего глубокого вечера становится как-то легче, и мысли о Санаду отпускают.
Ненадолго.
Потому что в особняке Санаду остался Марк Аврелий. Потому что в особняк Санаду я вернусь на ночь. Потому что о нём невозможно не думать.
***
После лекции по некромантии Санаду вместо того, чтобы отсыпаться после ночной прогулки вокруг Академии или заниматься делами, вынужден отправиться в Нарнбурн.
Потому что ему сейчас нужна Мара, а она не хочет появляться.
Как раньше он бегал от неё, так она теперь, похоже, планирует бегать от него, дразня ощущением близкого присутствия. Санаду не может даже полноценно её преследовать: так Мара догадается, что встречу он ищет не просто так.
И как в таких условиях передавать дезинформацию о местоположении могилы Нергала?
Почему она избегает встречи? На самом деле Мара не хочет встречаться, просто нравится его дразнить? Или она чувствует опасность? А может, письмо Санаду выглядело слишком подозрительно?
Сколько он ни ломает голову – без толку. Всё решит только личная встреча. И то не факт: если Мара явится под абсолютным щитом, оценить правдивость её слов и поступков будет невозможно.
Пытаясь вести себя более-менее естественно – так, как должен вести себя в тоске по ней – Санаду усаживается на втором этаже «Вкусной закуси» и заказывает драконьего огненного.
Пить ему не хочется, так что большую часть приносимых бутылок он прячет в уголок за стул, позволяя редким посетителям второго этажа, заглядывающим под иллюзии в поисках свободных столиков и своей компании, видеть его уныло потягивающим полыхающий напиток.
Сохранять мрачный вид у Санаду получается с огромным трудом, потому что мысли то и дело возвращаются к Клео, и тогда его лицо озаряет улыбка.
***
Только на следующий день, после долгого самовнушения, мне удаётся поглядывать на Санаду без яростного полыхания щёк и внимательно слушать то, что он внушает менталистам.
«Уф, пронесло!» – радостно думаю я: после маленькой победы над собой будущее видится радостно-розовым – приятно осознавать, что я не выгляжу влюблённой дурочкой.
Но радостно-розовое оно до тех пор, пока не прилетает письмо Танарэса.
Совершенно свободно, прямо после обеда, на виду у демонов – Валарион, к счастью, сейчас с Никой. И если Раштар и Бриш не находят в этом ничего удивительного, то Фидис на самолётик в моих руках смотрит слишком подозрительно.
Безмятежно улыбнувшись в ответ на его цепкий взгляд, засовываю послание в кармашек за поясом и вместе с парнями направляюсь к основному корпусу на лекцию.
Но письмо, пусть теперь и просто бумажка, словно жжёт через ткань. Оттягивает пояс. Мешает. И кажется, шуршит при каждом движении, хотя это не так. Это просто нервы: от встречи с Танарэсом хорошего не жду. Но и не пойти не могу.
Нервирует даже то, что он знает, когда у меня заканчиваются лекции, хотя эта информация не секретная.
И вообще всё время до встречи с Танарэсом меня кидает между двумя противоречивыми желаниями: чтобы никто о нашем общении не догадался, и чтобы Санаду избавил меня от вызова на ковёр к непонятному боссу.
Только вот Санаду как ушёл после менталистики, так его и не видать. И когда звонок возвещает о завершении лекции по основам магии – последней в нашем с демонами расписании, приходится направиться к воротам на полигон.
Туда я бреду, всем видом призывая «Ну, остановите меня кто-нибудь!»
На полпути до выхода показательное страдание надоедает, я поудобнее перехватываю сумку с письменными принадлежностями и решительно шагаю дальше.
С деловым видом киваю охранникам.
Стремительно выхожу на полигон и направляюсь к сидящему на среднем ряду Танарэсу.
Прохладный ветер колышет его волосы. В целом зябко, но я не позволяю себе обхватывать себя руками и демонстрировать иные проявления слабости. Наоборот, прибавляю шаг.
Мои туфли громко стучат сначала по ступеням трибуны, потом по настилу прохода.
– Прошу вас впредь обходиться без несанкционированных хватаний! – предупреждаю я на ходу и плюхаюсь рядом с Танарэсом, заглядываю ему в лицо. – Мы так не договаривались.
Ветер взъерошивает и мои волосы, прядь закрывает обзор, но я не успеваю её отдёрнуть: это делает Танарэс. Заправляет её за ухо прежде, чем я успеваю возмутиться.
Приходится возмущаться постфактум:
– Опять вы за своё!
Он немного странно смотрит на меня, слишком пристально:
– Мы договорились, что вы будете следить за Санаду.
– Я слежу! Не меняйте тему.
– Я просил вас присматривать за ним, но вчера он почти весь день был один во «Вкусной закуси» без вашего присмотра. И сейчас там сидит. Так почему я должен исполнять ваши просьбы, если вы не исполняете мои? Между прочим, хорошо оплаченные.
– Вы знали, на что шли, когда нанимали студентку. Я не могу следовать за Санаду во время своих лекций и тогда, когда он меня не приглашает.
– Тогда вы должны добиться приглашения. Он в вас заинтересован, вам…
Нервно фыркаю: да с чего все взяли, что Санаду мной заинтересован? Ну не проявляет он ничего такого наедине!
С сомнением оглядываю Танарэса. Нет, он не тот, кому я стану рассказывать, как Санаду ослаблял шнуровку на моём платье.
Да я вообще никому об этом не расскажу!
– Вам стоит проявить больше инициативы, – невозмутимо продолжает Танарэс. – Признайтесь ему в любви. Поцелуйте.
К щекам приливает кровь, но не от смущения, а от злости:
– Я целоваться не нанималась!
– Это в ваших интересах: связь с Санаду будет вам полезна в жизни и может завершиться браком. Он достаточно эксцентричен для подобного поступка.
Вроде знаю, что тут иномиряне не котируются, но всё равно неприятно слышать, что соректор Академии должен быть слишком эксцентричным, чтобы жениться на мне подобной.
