Санаду морщится: Мара и Нильсэм с таким ажиотажем говорили о том, как проникнут к Неспящим, выявят их связи, вербовщиков, миры пребывания.
– Но хотя бы теперь ты поставил точку? – вопрос Эзалона вырывает Санаду из воспоминаний.
– Со своей стороны – да.
Эзалон с шумом выдыхает, демонстрируя явное облегчение.
***
Тотальное опустошение – вот что чувствует Санаду, покидая кабинет Эзалона: он ни на минуту не останавливался отдохнуть с тех пор, как оставил Клео на попечение счастливой Клэренс и принялся за дела.
И теперь ему жизненно необходимо заполнить пустоту. Забыться. Не помнить крики родных над погибшими в ночь вампирского безумия. Не задумываться о политических последствиях случившегося. Не ужасаться тому, чем всё это может обернуться для Клео.
Ошеломлённый и растерянный Санаду настолько задумывается, что в коридоре почти натыкается на Клео.
Только её неуверенное:
– Здравствуйте.
Останавливает его прямо перед ней.
– Вы куда? – спрашивает Санаду, удивлённый тем, что Клео не в больнице.
Вдыхает её аромат, вглядывается в её бледное, такое дорогое ему лицо, в непривычно алые глаза. Его рука зудит от желания зарыться пальцами в рыжие кудряшки, потянуть Клео к себе.
– Да вот решила зайти к Эзалону, узнать по поводу своего вампирского статуса, – поясняет Клео, тоже пристально его разглядывая.
– Пока вы студентка – никто не имеет права вас убивать, даже за незаконное обращение. Эзалон обещал вас защитить. Только надо будет поосторожнее с выходами с территории.
Его сердце гулко стучит. Одного присутствия Клео хватает, чтобы пустота внутри начала заполняться.
– Фух, утешили! – Клео постукивает ладонью по груди. – А то я уже испугалась.
– Всё будет хорошо, – Санаду чувствует, что улыбается.
– Да, надеюсь, – она тоже улыбается.
Молчание становится немного неловким.
– Ну, – Клео неопределённо взмахивает рукой. – Значит, я могу к Эзалону не идти?
– Да, конечно, – кивает Санаду, буквально впитывая её образ, свои эмоции, наслаждаясь приливом сил.
Клео поворачивается, его взгляд скользит по её шее, плечу. Она делает шаг, а Санаду не может пошевелиться – настолько он очарован. Клео. Той лёгкостью, с какой он говорит с ним после всего произошедшего. Её удивительно простому отношению к вампиризации.
Сделав ещё пару шагов, Клео оборачивается и с усмешкой грозит ему пальцем:
– И будьте осторожны со словами. То, что вы говорили о целебном воздействии близости – я ведь могла подумать, что вы со мной заигрываете.
Миг Санаду требуется на осознание её слов и последовавшего смеха.
На вспышку недоумения: да он давно с ней заигрывает!
На вспышку негодования: она об этом что, ни разу не подумала?
– У вас только эти слова вызвали мысль о заигрывании? – уточняет Санаду.
Брови Клео взлетают:
– Да, конечно. Вы же ничего такого не делаете.
– Ничего, похожего на заигрывания?
– Разумеется, – с недоумением соглашается Клео, губы её вздрагивают. – Ни разу.
Она опять смеётся, этот звонкий смех разлетается по коридору…
В три шага подойдя к ней, Санаду обнимает её, зарывается пальцами в кудряшки на затылке и целует.
Глаза Клео широко распахиваются. Обмерев, она изумлённо смотрит на Санаду.
Где-то в отдалении звучат голоса, заглушая барабанный бой его сердца. И Санаду рывком перемещается к ближайшей двери, вместе с Клео вваливается в сумрак помещения и прижимает её к стене.
Дверь плавно закрывается.
Санаду целует яростно, отчаянно, судорожно – надеясь на ответ.
Он нуждается в Клео так остро, так яростно – в ней настоящей в его руках по-настоящему, словно это может избавить его от всей прошлой грязи. Санаду неистово в это верит.
Прижатая к стене, Клео, наконец, размыкает губы. Сердце Санаду пропускает удар: что она выберет, что сделает? Губы Клео неуверенно вздрагивают – и она подхватывает его движение, отвечая на поцелуй.
Глава 22
От вздоха окружающая грудь пена весело лопается, но я едва замечаю это: мысли мои далеко, очень далеко.
Мне ведь грозили, что будет страшно, с потоками кровищи и неприятными ощущениями на несколько дней. Но то ли мне с анатомическим устройством везёт, то ли юные вампиры выносливее и заживают быстрее, а мне всё очень понравилось.
И только теперь в роскошной ванне-раковине накрывает настоящее осознание случившегося. Воспоминания вспыхивают яркими, острыми образами.
Неожиданный поцелуй Санаду, жадность, с которой он добивался реакции. Мои судорожные мысли: что? Как? Почему?
Его лихорадочные объятия и этот поцелуй походили на мольбу. А когда моя спина вдавилась в стену, в сознании словно стоп-кран сорвало.
Может, дело в том, что мы оказались наедине в столь недвусмысленном положении. Может, после услышанного в гостинице во мне взыграло любопытство и желание превзойти Мару. Или тело решило, что с такой насыщенной жизнью нужно скорее передать гены потомству, пока носитель не откинулся. А может, Санаду слишком соблазнительный сам по себе. Но я ответила на поцелуй – просто попробовать, что это такое. И меня захлестнуло таким диким желанием, что я не могла остановиться. Я словно не управляла собой.
Целовала, кусала в ответ, позволяя нашей крови смешиваться.
Изгибалась под его губами и руками.
Судорожно помогала подтягивать подол платья и расстёгивала его одежду.
Это было дико, жарко, безумно – слишком хорошо.
И сейчас, когда я лежу в ласковых объятиях воды, кожа по-прежнему горит от прикосновений Санаду. Я задыхаюсь от воспоминаний. Словно проваливаюсь обратно в те волнительные мгновения.
Щёки пылают, я закрываю лицо руками, и пена с потрескиванием лопается, тает на моей коже.
– Хватит, хватит, – умоляю я память не подкидывать больше таких горячих образов, потому что они пробуждают желание найти Санаду и повторить, они меня сжигают прямо в воде, сбивают дыхание.
– Соберись, – приказываю я себе.
Лучше подумать, что делать с контрактом: из-за примеси крови Санаду он не так сильно влияет на меня, а Санаду сказал, что встреча с Марой была по договорённости, и об этом можно сообщить…
Санаду, интим – снова вспыхивают образы: его рука под моим платьем, он прижимает меня к стене. Я сползаю под воду в надежде избавиться от воспоминаний о своих восторженных поскуливаниях: это вообще нормально было? Не смешно со стороны?
